Царь Василий Шуйский: низложение

«Меньшее зло»?

С одной стороны, после распада Тушинского лагеря весной 1610 года непосредственная угроза захвата Москвы неприятельскими войсками миновала. Однако это лишало Василия Шуйского поддержки части его окружения, которому ранее, в условиях острой фазы противостояния, непопулярный царь представлялся «меньшим злом».

В свою очередь, переживал серьёзный кризис и лагерь обосновавшегося в Калуге Лжедмитрия II. После бегства лжецаря его последователи делали непростой выбор. Часть тушинцев последовали за самозванцем (Калужским вором, как его теперь стали именовать в Москве). Немалое число вчерашних сторонников Лжедмитрия продолжали выжидать удобного случая подороже продать свои сабли. Наиболее опасным для «царика» стало решение многих поляков и даже русских его сподвижников отъехать под знамёна польского короля. Еще в январе 1610 года из Тушина к Сигизмунду III под Смоленск выехало посольство, состоявшее из недавних русских сторонников Лжедмитрия II. Во главе миссии стояли тушинские бояре князь В.М. Рубец-Мосальский, М.Г. Салтыков и думный дьяк И.Т. Грамотин. Посольство предложило российский престол (всё ещё принадлежавший Василию Шуйскому и остававшийся объектом притязаний Лжедмитрия II) сыну польского короля принцу Владиславу. При этом тушинцы выдвинули ряд условий, нашедших отражение в заключённом под Смоленском 4 февраля 1610 года договоре с королём Сигизмундом III.
Текст договора включал в себя 18 статей, и первые из них содержали гарантии позиций Русской православной церкви. Королевича, согласно договору, должен венчать на царство патриарх (переход Владислава в православие определялся как желательная, но не обязательная мера); будущий монарх отказывался от вмешательства в духовные дела. Договор провозглашал неприкосновенность церковного имущества и гарантировал духовенству уплату из государевой казны жалованья — руги. Категорически запрещался въезд на территорию Московского государства иудеев, а католикам в виде уступки дозволялось построить в Москве единственный костёл.
Отдельно в договоре прописали права различных социальных слоёв российского общества. Члены Государева двора — «думные и ближние люди» — сохраняли прежнее жалованье, поместья и вотчины, королевичу надлежало их «держать в своей государевой милости по достоинству каждого». Регулярную уплату денежного жалованья обещали провинциальным детям боярским; в их же интересах объявлялся запрет освобождения холопов. Вопрос о сохранении вольного казачества на Волге, Дону, Яике и Тереке оставался без ответа, решить его предстояло позднее. Ряд статей касался дальнейших взаимоотношений между Московским государством и Речью Посполитой: предполагалось освобождение обеими сторонами военнопленных, декларировались намерения двух стран заключить военный союз против всех недругов и организовать совместную оборону южных рубежей от татарских набегов. Подданным Московского государства и Речи Посполитой предоставлялось право свободного въезда для торговли на территорию соседней державы; в одностороннем порядке оговаривалось право русских людей выезжать за рубеж для «науки». При этом переход крестьян из Руси в Литву и наоборот категорически запрещался.

Составители договора позаботились и о сохранении основных властных институтов Московского государства: творить правосудие следовало по прежнему «Судебнику», не подлежал изменениям традиционный способ взимания налогов.

Впрочем, оговаривалось смягчение фискальной нагрузки на разорённые войной уезды при одновременном введении дополнительных податей на относительно благополучных территориях. Подданным Речи Посполитой договор запрещал получать в России чины и занимать воеводские должности.

«Вся земля»

Царскую власть составители договора постарались ограничить. 11-я статья практически воспроизводила текст крестоцеловальной записи Василия Шуйского 1606 года. Государю следовало «людей высоких чинов без вины не понижать, а меньших чинов поднимать в соответствии с заслугами». Договор отменял принцип коллективной родовой ответственности за преступления члена семьи: непричастные к преступлению родственники не подвергались опале и сохраняли за собой имущество. Провинившиеся же несли наказание после обсуждения приговора с Боярской думой. Последняя закрепляла свой статус законодательно: обязательство избираемого царя по важным делам совещаться с боярами встречается в десяти статьях договора, в том числе в вопросах сохранения или конфискации поместий и вотчин и организации налогообложения. 11-я статья договора устанавливала обязанность царя по вопросам наказаний консультироваться с Боярской думой: «без совета и приговора бояр думных государь… ничего делать не будет».

«Русские бояре XVII века». Акварель Фёдора Солнцева по мотивам гравюры Олеария. Из альбома «Одежды Русского государства». 1869 год. Акварели Ф.Г. Солнцева

В договоре иногда усматривают и обязательство совещаться по вопросам изменения судебной системы с земским собором (8-я статья). Впрочем, собор как таковой в договоре не упоминается, но имеется формулировка «вся земля» — «если это будет угодно боярам и всей земле»¹. Вряд ли, однако, за этой формулировкой скрывается земский собор — понятие «вся земля» в договоре юридически не определено; никак не прописано, каким образом царь и бояре намерены узнавать волю «всей земли». Вероятно, в данном случае речь идёт не о конкретном политическом институте², а о декларируемом намерении действовать в интересах всего общества.
Договор, подписанный под Смоленском 4 февраля 1610 года, вызывает у исследователей противоположные оценки: в нём видели первую в России попытку юридически закрепить идею личных прав (В.О. Ключевский) или даже первый русский конституционный проект (Р. Крамми), но также и «национально-консервативный» документ, со страниц которого «веет духом опричнины и годуновского режима» (С.Ф. Платонов)³. Б.Н. Флоря, отметив, что статьи будущего соглашения под Смоленском формировались в Тушине под влиянием контактов с польско-литовской шляхтой, пришёл к выводу о том, что по замыслу тушинцев «желательное политическое устройство Русского государства было определено как сословно-представительная монархия». По мнению исследователя, на это указывает предполагаемое активное участие «всей земли» в важнейших вопросах, в частности, в изменениях систем судопроизводства и налогообложения⁴. Однако тушинские послы если и имели в виду некое сословное представительство, то отказались от этой идеи достаточно легко. В утверждённом королём варианте договора на долю «всей земли» оставалось лишь участие в реформировании судебной системы и решении не предусмотренных договором вопросов.
Вместе с тем неприкосновенными остались все гарантии, которых требовали для себя духовенство и лично патриарх, а полномочия бояр оказались даже расширены в сравнении с исходным вариантом тушинского проекта договора. Можно согласиться с предположением Б.Н. Флори о том, что заключённый под Смоленском в феврале 1610 года договор выражал интересы тушинских бояр, возглавляемых Филаретом Романовым. Последний, будучи «наречённым» патриархом, в случае успеха затеи мог рассчитывать заменить на московской патриаршей кафедре патриарха Гермогена — сторонника Василия Шуйского. Политическим идеалом этой группировки, видимо, была не сословно-представительная монархия, а боярская олигархия.

Подписание февральского договора означало официальное появление нового претендента на царский венец, а политика Речи Посполитой в отношении Московского государства с этого момента с полным основанием может быть определена термином «интервенция».

«Начало конца»

События на различных театрах военных действий весной 1610 года в целом складывались удачно для правительства Василия Шуйского. Основные силы войск короля Сигизмунда III, скованные безрезультатной осадой Смоленска, не имели возможности стратегического манёвра. В марте-апреле верные Василию Шуйскому отряды успешно теснили как сторонников Лжедмитрия II (их выбили из Старой Русы, Осташкова и Иосифова монастыря), так и отряды Речи Посполитой, вынужденные покинуть Ржеву Владимирову, Зубцов и Погорелое Городище. Русские войска осадили крепость Белую, лежавшую от Смоленска в 130 верстах, создавая угрозу основному королевскому войску⁵.

Василий Шуйский предоставил своим потенциальным союзникам — Швеции и Крымскому ханству — возможность завязать между собой непосредственные контакты: в феврале 1610 года в Москве приняли крымских послов, возвращавшихся через русские земли из Стокгольма. Весной эту миссию в сопровождении русского посланника Артемия Шеншина отпустили в Бахчисарай⁸.
С середины апреля, однако, началась череда событий, приведших к падению царя Василия.

«Началом конца» для Василия IV стала тёмная история, связанная со смертью его четвероюродного племянника — боярина князя М.В. Скопина-Шуйского.

Победы, одержанные воеводой на пути от Новгорода к Москве, избавление от осады Троице-Сергиева монастыря, ликвидация Тушинского лагеря под Москвой — всё это принесло молодому военачальнику славу спасителя столицы, а наиболее несдержанные стали говорить о том, что Скопин-Шуйский достоин царского венца более, нежели Василий IV. Вождь рязанского дворянства П.П. Ляпунов предлагал воеводе помощь в низложении царя и трон — самому князю Михаилу Васильевичу. И хотя Скопин-Шуйский с позором прогнал посланников Ляпунова, Василий Шуйский и его брат Дмитрий (при бездетном царе стоявший ближе всего к престолу) боялись популярности племянника.

«Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский разрывает грамоту послов Ляпунова о призвании на царство (1609 год.)». Художник Н. Лоренц, гравёр Ю. Барановский.
Конец XIX — начало XX века

Вероятно, знал царь Василий и о письме Скопину-Шуйскому от Сигизмунда III от 3 марта 1610 года — король призывал полководца поддержать притязания на царский венец королевича Владислава. 23 апреля того же года, после крестин сына князя И.М. Воротынского, где Скопин-Шуйский был крёстным отцом, воевода внезапно скончался. В народе говорили, что князя отравили, полагая непосредственной исполнительницей злодеяния жену князя Д.И. Шуйского Екатерину Григорьевну (дочь Малюты Скуратова)⁹.
Молва о случившемся распространилась быстро, в лагере короля Сигизмунда III об этом говорили уже 3 мая. Позднее дворянин Степан Исленьев объяснял причины своей ссылки в самом конце царствования Василия Шуйского тем, что на него донесли, «будто он царя Василья злословил для смерти князя Михайла Васильевича Шуйского». Из этого документа следует, что слухи о случившейся в Москве трагедии в последние два месяца царствования Василия Шуйского успели достичь далёкой Вологды. Обстоятельства гибели князя быстро нашли отражение в фольклоре. Верили в виновность царя и его брата, видимо, и родственники умершего князя¹⁰.

«Свидание Скопина-Шуйского с царём Василием Шуйским в Москве». Художник Г. Зейденберг, гравёр Ю. Шюблер. Конец XIX — начало XX века

Устранение популярного и талантливого полководца дорого обошлось Василию Шуйскому и его окружению. И без того невысокий авторитет монарха пал ещё ниже; в мае 1610 года по призыву П.П. Ляпунова из повиновения московским властям вышла Рязанская земля, а сам Ляпунов затеял переговоры о низложении царя Василия с боярином князем В.В. Голицыным. В Кремле, рядом с теряющим остатки народной поддержки царём, оказался ещё один опасный противник. 11 мая русские отряды отбили у бывших сторонников Лжедмитрия II Иосифо-Волоцкий монастырь, «освободив» находившегося там «воровского патриарха» Филарета Никитича Романова, несколькими месяцами ранее поддержавшего (если не выдвинувшего) идею передачи русского престола польскому королевичу. В Москве Филарет не подвергся аресту — официально он считался пленником Тушинского вора («адамант крепкий и столп непоколебимый»).

У деревни Клушино

Имевший поддержку как в боярской среде, так и среди людей самозванца, Филарет фактически возглавил оппозицию Василию Шуйскому в столице. Возможно, не без его участия была организована попытка свержения царя, о чём в лагере польского короля узнали 10 июня. Заговорщики убедили Василия IV выйти за пределы города под предлогом торжественной встречи доставленного из недавно освобождённого Можайска почитаемого образа Николы Можайского. После выхода царя из города предполагалось закрыть за ним ворота и более не пускать его в Москву. Данное событие не могло произойти ранее занятия Можайска правительственными войсками (а это случилось в первой декаде мая 1610 года), а само шествие навстречу иконе, вероятнее всего, предваряло выступление царской армии к Смоленску (конец мая — начало июня)¹¹.

Окончательный крах правительства Василия Шуйского обусловило поражение царских войск в битве у деревни Клушино.

Армия, возглавленная младшим братом царя Василия боярином князем Д.И. Шуйским, выступила в направлении Смоленска, чтобы деблокировать город, около десяти месяцев осаждавшийся польско-литовскими войсками. Во второй половине мая 1610 года царские отряды возобновили активность на польско-литовском направлении: отряд (около 8 тыс. человек) под командованием Григория Валуева и князя Фёдора Елецкого обосновался в Царёве-Займище и построил здесь укреплённый острожек.
В свою очередь, 23 мая из-под Смоленска, отделившись от королевской армии, выступило войско под командой гетмана Станислава Жолкевского, двинувшееся на выручку сидящему с апреля в осаде в крепости Белой польско-литовскому гарнизону. До столкновения в этот раз дело не дошло — к моменту подхода Жолкевского к Белой (4 июня) командовавший осадой шведский наёмник Эверт Горн отступил от стен крепости к Можайску, куда уже подходило войско боярина князя Д.И. Шуйского.

«КЛУШИНСКАЯ БИТВА». ХУДОЖНИК Шимон Богушович. 1610 год

Вопрос о численности русско-шведского войска в Клушинской битве остаётся дискуссионным. Автор приписываемого Жолкевскому дневника сообщает о восьми тысячах наёмников и 40 тысячах «московитов». Сам гетман в донесении королю об одержанной победе сообщал о пяти тысячах наёмников и более чем 30 тысячах русских. Тушинец Иосиф Будило, не участвовавший в битве, указал, что «немцев» при Клушине было семь тысяч человек, русских — 16 тысяч. Участник Клушинского сражения Самуил Маскевич упоминает о 50 тысячах русско-шведского войска (без учёта 20 тысяч человек посохи — «вооружённых холопей, возивших за войском рогатки для укрепления лагеря»; при этом численность войска Жолкевского Маскевич, сильно греша против правды, оценивает лишь в 2,5 тысячи человек). В исследовании О.А. Курбатова общая численность русско-шведского войска оценена в 15 тысяч человек (не считая посохи). Впрочем, последний автор предпочитает видеть в Клушинской битве «очередное звено в цепи столкновений польской и шведской армий», поскольку не желавшие воевать за Василия Шуйского русские «почти не приняли в ней участия»¹².
Жолкевский, собрав под своим знаменем порядка 10 тысяч человек, совершил рейд к Царёву-Займищу и осадил стоявший там отряд Валуева. Спустя неделю, 23 июня, узнав о приближении основного царского войска, гетман скрытно увёл от острожка конницу (6–7 тысяч человек, преимущественно крылатые гусары), оставив у Царёва-Займища пешие силы, создававшие видимость, будто все польско-литовские силы остаются у стен русского укреплённого лагеря. После этого Жолкевский выступил навстречу войску князя Дмитрия Шуйского, сойдясь с ним 24 июня 1610 года у деревни Клушино.

Умирать за царя?

Бой начался на рассвете. Напасть на русский лагерь врасплох Жолкевский не смог — его отряды растянулись на марше, отстала и артиллерия, что дало Шуйскому и Делагарди час на подготовку к сражению. Первый удар польско-литовской конницы обратил в бегство бóльшую часть русских отрядов, а сам воевода князь Д.И. Шуйский заперся в обозе, не предпринимая до конца сражения никаких действий. Около трёх часов гусары Жолкевского атаковали укреплённые позиции наёмников Делагарди (по свидетельству участника сражения, конница вступала в схватку с противником 8–10 раз). Подоспевшие орудия заставили наёмников вместе с их предводителем Делагарди бежать с поля боя. Примерно три тысячи наёмников (преимущественно немцев и французов) продолжали обороняться, отбив ещё несколько конных атак, но в итоге вступили в переговоры с неприятелем и перешли на его сторону. Весомой причиной, толкнувшей наёмников к такому решению, стала задержка выплаты жалованья. Из Москвы на раздачу им прислали 10 тысяч рублей и еще на 20 тысяч пушнины. Эти деньги, однако, командир наёмного войска Делагарди не торопился раздавать, вероятно, собираясь удержать для себя жалованье, причитавшееся солдатам, которым предстояло погибнуть в сражении. Когда изменившие наёмники бросились грабить русский обоз, воевода князь Д.И. Шуйский бежал, распорядившись для задержки преследователей разбросать по оставленному лагерю деньги и меха.

«Битва при Клушине». ХУДОЖНИК Шимон Богушович. До 1620 года

Оставив в руках торжествующего неприятеля казну, артиллерию, знамёна и собственную булаву, разбитый царский брат и наследник прибыл в Можайск верхом на крестьянской лошади. Спустя неделю после Клушинской битвы, в первых числах июля, капитулировало сидевшее в Царёве-Займище войско Валуева, причём русские отряды примкнули к армии Жолкевского, согласившись содействовать возведению на престол королевича Владислава¹³.
30 июня, получив известие о проигранном царскими войсками Клушинском сражении, из Калуги на Москву двинул свои силы (около 10 тысяч человек) Лжедмитрий II. Расстояние, которое следовало пройти на пути к Москве армиям самозванца и гетмана Жолкевского, было приблизительно одинаковым, и в канцелярии Великого княжества Литовского с тревогой говорили, что Москва теперь подобна девушке на выданье и нужно опасаться, как бы её не получил тот, кто явится первым¹⁴. 5 июля войско Лжедмитрия II овладело Боровском и учинило резню в стенах Пафнутьева монастыря (по явно завышенным данным «Нового летописца», в стенах обители пали до 12 тысяч человек)¹⁵. Ситуация к югу от столицы становилась всё более тревожной для московского правительства: после падения Боровска крест самозванцу поцеловали в Коломне и Кашире; изменнические намерения посадского населения Зарайска с трудом пресёк воевода князь Д.М. Пожарский¹⁶.

В условиях, когда собственные подданные отказывались умирать за царя Василия Шуйского, его последней надеждой оставались призванные им на помощь отряды крымских татар.

В конце весны 1610 года Василий Шуйский отправил в Крым мценского сына боярского Артемия Шеншина с денежной казной, обещанной хану в соответствии с договором 1609 года. Своей цели миссия не достигла: в степи её разгромили ногайцы, завладевшие казной, предназначенной для крымских татар. Убедительных оснований считать, что посольство Шеншина всё же добралось до Крыма, источники не содержат¹⁷.

«…ты нам не государь»

Тем не менее отряды крымских татар в соответствии с договором 1609 года пришли в русские земли. Во главе этого войска (численностью до 40 тысяч человек) стояли калга Джанибек-Гирей, Арслан-мурза Сулешев и злейший враг Речи Посполитой — предводитель Дивеева улуса Кантемир-мурза по прозвищу «Кровавый меч».
Этот эпизод русско-крымских отношений в современной литературе воспроизводится не вполне точно. Вслед за «Новым летописцем» исследователи утверждают, что встречать крымских «царевичей» отправился боярин князь И.М. Воротынский, заключивший летом 1610 года с крымскими татарами договор: за военную помощь против людей самозванца Василий Шуйский уплачивал им 30 тысяч рублей и брал на себя обязательство впредь ежегодно отправлять в Крым по 20 тысяч рублей¹⁸. На самом деле этот договор заключили годом ранее, и именно поэтому летом 1610 года татары пришли воевать на стороне Василия IV¹⁹.
Основные силы татар с царевичем во главе стояли на Оке, близ Серпухова, но передовые отряды выдвинулись в Боровский уезд. У пересечения Калужской дороги с рекой Нарой (Медвежий брод) татары 10–11 июля атаковали двигавшееся на Москву войско Лжедмитрия II: «едва Вор усидел в таборах»²⁰. Последние стычки татар с людьми Лжедмитрия II произошли 15 июля, после чего Джанибек-Гирей увёл войска в степь, объявив причиной отступления бескормицу. По всей вероятности, уход крымских татар из пределов Московского государства объясняется получением известия о кончине хана Селямет-Гирея (умер в конце мая — начале июня 1610 года). Его наследнику Джанибек-Гирею следовало вернуться в Бахчисарай и утвердить свою власть над Крымским юртом, где ханом провозгласил себя его соперник Мехмед-Гирей III²¹.

«Ханский дворец в Бахчисарае». XVI век

Уход крымских татар в степь открыл войску Лжедмитрия II дорогу на Москву, и это окончательно определило участь царя Василия. Уже 10 июля стоявший в Можайске гетман Жолкевский получил известия о беспорядках в Москве: «Мир кричал ему: ты нам не государь». Гонцы гетмана доставляли туда грамоты с предложениями низложить Василия Шуйского и провозгласить царём королевича Владислава, и эти слова находили среди москвичей немало сторонников²². Однако Калужский вор пришёл к стенам Москвы раньше польско-литовско-русского войска гетмана Жолкевского. 16 июля Лжедмитрий развернул лагерь в селе Коломенском. Согласно «Новому летописцу», сторонники Василия Шуйского и Лжедмитрия II, съезжаясь, уговорились об одновременном низложении своих государей, после чего предполагалось совместно выбрать нового царя.

«Ссора Захария Ляпунова с царём Василием Шуйским в Кремле». Художник Николай Неврев. 1886 год

Одновременно рязанский воевода Прокофий Ляпунов с помощью своего брата Захария договорился с боярином князем В.В. Голицыным о сведéнии царя Василия с престола. 17 июля мятежникам удалось поднять «всю Москву» и привести с Лобного места бояр и патриарха за Москву-реку, к Серпуховским воротам, где и объявили о свержении Шуйского с трона.

Вслед за этим противники Василия Шуйского явились в Кремль и низложили царя, поместив свергнутого монарха под стражу на его старом дворе.

По свидетельству «Нового летописца», взявшие власть в столице бояре обратились к людям самозванца, предлагая им выполнить свою часть договорённости. Сторонники самозванца, однако, отречься от Лжедмитрия отказались. На следующий день Василия Шуйского насильно постригли в монахи²³.
«Карамзинский хронограф» аналогичным образом повествует о том, что сведéние Василия Шуйского с престола началось с переговоров между боярами и сторонниками самозванца. Однако собрание, принявшее решение о низложении Василия IV, хронограф локализует в другом месте — за Арбатскими воротами²⁴. Противоречие данных двух источников отметил С.Ф. Платонов, предположивший ошибку автора «Нового летописца»: собираться для решения столь важного дела за Серпуховскими воротами, в месте, открытом для нападения сторонников Лжедмитрия II со стороны Коломенского, было рискованно. И напротив, за Арбатскими воротами участники собрания могли чувствовать себя в безопасности. С мнением Платонова относительно Арбатских ворот как места, где разворачивались события 17 июля 1610 года, согласился Б.Н. Флоря²⁵.

«Царь Василий Иоаннович Шуйский вступает в монашество, 1610 год». Художник Борис Чориков. 1838 год

При этом характер событий оценивается историками по-разному. Одни исследователи, отталкиваясь от повествования названных выше источников, увидели в случившемся «бунт» или «мятеж»²⁶; другие, исследуя историю сословного представительства в России, поставили вопрос о возможности трактовать события 17 июля 1610 года как результат деятельности земского собора. Впервые о свержении Василия Шуйского решением собора с некоторой оговоркой заявил Н.П. Загоскин: «мы не можем не признать народное собрание 17 июля 1610 года за земский собор, хотя, конечно, за собор неполный, за земский собор по идее, если и не по его действительному составу»²⁷.

«Дело москвичей»

Исследователь истории сословного представительства В.Н. Латкин охарактеризовал июльские события 1610 года как «квази-собор» (низложение царя Василия и предложение венца королевичу Владиславу, осуществлённые небольшим количеством людей, в официальных документах представлялись как воля всех чинов Московского государства; иначе говоря, этот «собор» не был полномочен принимать решений за всё население страны)²⁸.
С.Ф. Платонов в исследовании истории земских соборов отметил, что Василия Шуйского свергли «не собором представителей всей земли, а скорее мятежным скопищем людей всех чинов», это было «делом москвичей, делом народным, но не делом “всей земли”. Скопище московских жителей, носившее мятежный характер, нельзя считать ни в каком случае земским собором»²⁹. Своего рода «реабилитацию», возвращение июльским событиям 1610 года статуса земского собора осуществил Л.В. Черепнин, отметивший, что «при проведении… июльского переворота столкнулись две формы его осуществления: вечевой приговор и решение земского собора». В роли веча выступило собрание москвичей на Красной площади, организованное Захарием Ляпуновым; функции земского собора выполнила «сходка за Арбатскими воротами». Впрочем, учёный так и не поставил точки в этом вопросе, отметив сначала, что земский собор в Москве образовался и действовал «после свержения Шуйского» при боярском правительстве, затем констатировав, что наука располагает о соборе 17 июля 1610 года неполными данными. Тем не менее собор 17 июля 1610 года, лишивший Василия Шуйского престола и передавший власть в руки семибоярщины, в итоговый перечень земских соборов XVI–XVII вв. исследователем включён (при этом Л.В. Черепнин указал, что передача 17 июля 1610 года власти боярскому правительству названа собором впервые именно в его работе)³⁰.
С точкой зрения Черепнина солидаризировался (избегая употребления термина «земский собор») Б.Н. Флоря, указавший, что «хотя в собрании участвовали лишь находившиеся в Москве бояре, дети боярские и московский посадский “мир”, в глазах современников оно было представителем “всей земли”, вполне правомочным решать вопрос о судьбе избранного царя»³¹. Автор новейшей научной биографии царя Василия Шуйского В.Н. Козляков также склонился к мысли о том, что «царская отставка была освящена решением коллективного съезда (в прямом смысле) — импровизированного земского собора, состоявшегося в открытом поле»³².

Источники, повествующие о низложении Василия Шуйского, расходятся в определении места «народного собрания».

«Новый летописец» указывает на Серпуховские, а «Карамзинский хронограф» — на Арбатские ворота. Обратим внимание также на сообщение очевидца событий — немца-наёмника Конрада Буссова, служившего Лжедмитрию II. Воспроизводя похожую картину (активная роль Захария Ляпунова, насильственное сведéние Василия Шуйского с престола), он сообщает, что решение о низложении Шуйского приняли на Лобном месте, в 100 метрах от Кремлёвской стены; вслед за этим народ ворвался в Кремль и низложил царя, тут же постриженного в монахи. Интересно, что Буссов отмечает ещё одно собрание москвичей, случившееся на следующий день после описанных событий, причём указывает на то, что жители столицы «собрались в открытом поле за городом на той стороне, где не было осады, чтобы всеми сословиями держать совет, кого из важных вельмож избрать новым царём»; там решили предложить царский венец королевичу Владиславу³³. Надо полагать, что это последнее собрание произошло за Арбатскими воротами, тогда как первое, завершившееся свержением царя Василия, имело место за Серпуховскими воротами.
Конрад  Буссов не вполне точен. Свержение Василия Шуйского он датировал 14  июля (большинство источников указывает на 17 июля; 14 июля, однако, фигурирует как день свержения Василия Шуйского в «Новом летописце»). Наёмник сообщает, что царя постригли в монахи в день низложения. На самом деле это произошло на третий день после переворота, 19 июля (эта дата приведена, в частности, в «Дневнике Сапеги»); о пострижении Шуйского на третий день после низложения сообщается и в мемуарах Арсения (Елассонского). В рассказе Буссова нет также упоминания о неудачной сделке между москвичами и тушинцами; впрочем, не знает об этом и другой сторонник самозванца — Иосиф Будило, подобно Буссову написавший о пострижении Шуйского в день низложения. «Дневник Сапеги» сообщает, что инициатива переговоров о низложении обоих царей-соперников принадлежала московской стороне, причём озвучили её лишь 18 июля, на следующий день после свержения Василия Шуйского³⁴.

«…и ныне в чернецах»

Однако оснований не доверять Буссову в его указании на второе «народное собрание», случившееся на следующий день после падения правительства царя Василия, у нас нет. Следует обратить внимание ещё на одно обстоятельство: низложение Василия Шуйского, случившееся 17 июля 1610 года, сначала не воспринималось как необратимый шаг. Сведённый с трона, он был помещён под стражу на своём прежнем дворе и, по сведениям Жолкевского, пытался вернуть себе власть.

Согласно «Дневнику Сапеги», 18 июля, на следующий день после свержения царя Василия, москвичи обращались к людям Лжедмитрия II со словами: «Если мы своего царя сбросим, и вы своего».

Из этого следует, что события 17 июля в Москве не все считали окончательным лишением Шуйского царской власти, его возвращение на трон не исключалось. И лишь после отказа тушинцев лишить власти Лжедмитрия II встал вопрос об окончательном отстранении бывшего царя. В тексте присяги временному боярскому правительству оговаривался запрет «на Московское государство хотети» как самозванца, так и «бывшего государя» Василия Шуйского. Впрочем, там присутствовали и гарантии в отношении лишаемого власти царя и его семьи: «и нам над государем и над государынею, и над ево братьями убивства не учинити и никакова дурна»³⁵. Однако обещание, данное членами боярского правительства, видимо, никак не связывало инициаторов беспорядков 17 июля: 19 июля они организовали насильственное пострижение Василия Шуйского в монахи (о чём уже на следующий день уведомляли жителей Перми — «и ныне в чернецах»)³⁶.
Следовательно, картина падения правительства Василия Шуйского реконструируется следующим образом. После поражения царской армии в битве при Клушине царь Василий утратил остатки авторитета в глазах населения столицы. К Москве быстро приближались неприятельские войска со стороны Калуги (Лжедмитрий II) и Можайска (гетман Жолкевский); в городе начались беспорядки, которые Василий IV уже не мог обуздать. Между москвичами и сторонниками Калужского вора начались переговоры об одновременном низложении государей-соперников (причём сторонники самозванца выполнять это соглашение не собирались).
Прокофий Ляпунов вёл собственную игру (интересно, что Жолкевский считал его человеком Лжедмитрия, а сражавшийся в войске самозванца Буссов подозревал Прокофия Петровича в связях с гетманом). Возможно, братья Ляпуновы, не принадлежа к двум основным «партиям», намеревались организовать воцарение князя Василия Голицына. 17 июля 1610 года мятежники, собрав своих сторонников у Серпуховских ворот, где имели контакты с людьми Лжедмитрия, двинулись в Кремль и после ещё одного собрания (на Лобном месте) низложили Василия Шуйского.
Видеть в этом событии исполнение воли земского собора вряд ли приходится — ближайшие аналогии случившемуся в тот день в Москве событию можно обнаружить в низложении 1 июня 1605 года наречённого царя Фёдора Борисовича Годунова или в убийстве 17 мая 1606 года Лжедмитрия I. В этом действе приняли участие преимущественно представители городских посадских низов (Буссов указал, что действовала в основном «чернь», тогда как всё это «многим важным персонам и купцам не слишком понравилось»). Анархическая составляющая событий на том закончилась, власть в столице оказалась в руках Боярской думы.
18 июля бояре обратились к стоявшим в Коломенском людям самозванца с предложением покинуть Лжедмитрия II, но встретили категорический отказ. На следующий день, 19 июля, бояре собрали народ для оглашения важного решения. На сей раз никто не помешал бы им собраться у Лобного места, но, вероятно, предполагалось произвести необходимые политические действия в присутствии большого стечения народа, а Красная площадь не могла вместить всех жителей Москвы. Местность за Серпуховскими воротами после срыва договорённостей со сторонниками Лжедмитрия II стала небезопасна, и новое собрание произошло на поле за Арбатскими воротами, где стояли отряды, выдвинутые для защиты столицы от наступающего войска гетмана Жолкевского. Здесь была предпринята безрезультатная попытка провозгласить нового царя (рассматривались кандидатуры князя В.В. Голицына и М.Ф. Романова, не исключалось и повторное воцарение Василия Шуйского). Во избежание реставрации власти последнего опасавшиеся наказания организаторы мятежа 17 июля постригли бывшего царя в монахи. Власть временно передали Боярской думе, на верность которой население Москвы, а затем и государства, стали приводить к присяге. Судьбу царского венца решить предстояло земскому собору³⁷.