«Побывал паренёк в Питере…»

Преобладание крестьянства в населении России оказывало мощное влияние на состояние и уровень развития культуры. Попытки познать «великого незнакомца» были характерны для представителей «просвещённого общества», особенно творческой интеллигенции, на протяжении всего периода модернизации страны. Постижение духовного состояния «великорусского пахаря» являлось одной из приоритетных задач отечественной литературы и общественной мысли. Научные представления о путях преобразования российского общества складывались на основе оценки уровня развития народной культуры.
Модернизация разрушала локальность сельского мира, делая его открытым, а следовательно, уязвимым для влияния «городской» цивилизации. Кризис аграрного общества сопровождался ломкой крестьянского менталитета и трансформацией ценностных ориентиров сельских жителей.

Разрыв с привычной средой

Процесс культурной трансформации российской деревни происходил в условиях быстрого роста численности сельского населения. Только в Европейской России оно выросло с 50,3 млн человек в 1860 году до 86,1 млн человек в 1900-м. Демографическая ситуация обострила до предела проблему аграрного перенаселения. Среднедушевой крестьянский надел за 40 лет сократился почти вдвое. К началу XX века средняя величина земельного надела в Центральном Черноземье колебалась от 2,4 десятины в Воронежской губернии до 1,7 десятины в Курской¹.

«Плотники». Художник Карл Кольман. 1840 год

Сокращение земельного надела на фоне системного кризиса крестьянского хозяйства толкало сельских жителей искать иные источники средств к существованию, порой находившиеся вне сферы привычного труда земледельца. В основе пореформенного развития отходничества крестьян лежали и избыток в деревне трудовых ресурсов при широком спросе на отхожих рабочих в других районах и городах страны, и выбор конкретными людьми более эффективных видов деятельности и источников семейного благополучия.

Билет на жительство в разных губерниях России, выданный крестьянину Ярославской губернии волостным правлением. Середина XIX в. Государственный архив Ярославской области

Процесс усиления мобильности крестьян в этот период наглядно демонстрирует рост числа выданных паспортов в губерниях Центрального Черноземья, где традиции деревенского уклада были наиболее крепкими. В 1891–1900 годах (по сравнению с 1861–1870 годами) произошло увеличение числа приобретённых крестьянами паспортов на 795,3% в Воронежской губернии, на 674,5% в Курской губернии, на 453,1% в Орловской губернии, на 387,9% в Тамбовской губернии². Наряду с сезонными работами всё большее значение здесь приобретал отход на длительный срок. Если маятниковая миграция крестьян не сопровождалась утратой связей с родным селом, то занятость в сфере фабрично-заводского труда уже требовала круглогодичной отлучки и, следовательно, вела к их разрыву с привычной деревенской средой.
По мере роста социальной мобильности сельского населения разрушалась традиционная культурная замкнутость крестьянского мира, а вместе с ней рвалось множество связей, доселе скреплявших общину в единое целое.

Процесс культурной трансформации российской деревни сопровождался ломкой патриархального быта, изменениями в традиционном менталитете, эволюцией морально-этических представлений.

Перемены затронули и сферу жизненных ориентиров сельских жителей. Культурные ценности российского крестьянства, будучи явлением сложным и многоплановым, включали в себя и уважение к земледельческому труду, и соблюдение норм обычного права, и следование «мирскому» приговору. В конце XIX века традиционный уклад российского села испытал на себе мощное влияние модернизационных процессов извне, вектором которых стал город.

«Наём прислуги». Художник Владимир Маковский. 1891 год

Ещё одним показателем произошедших перемен стало увеличение числа сельских женщин, занятых отходничеством. В 1880-х годах в среднем на каждую тысячу крестьян-отходников столичной губернии приходилось 506 крестьянок, уходивших на заработки³. Особой притягательной силой для крестьянок, покидавших родные сёла, обладали столица и крупные города, что вполне объяснимо, — там было легче найти работу. Так, крестьянки Олонецкой губернии отправлялись в основном в Санкт-Петербург и Петрозаводск, где находили работу нянек, сиделок, кухарок, прачек, портних⁴. Характер и география женского отхода имели региональные особенности. По мнению современника, этнографа и врача Д.Н. Жбанкова, «самостоятельный женский отход наблюдается в фабричных местностях, для работ на фабриках, и из местностей близких к городам, куда они идут в качестве всякого рода прислуги… из уездов Тверской и Новгородской губерний свободные женщины, т. е. вдовы и девушки уходят на всё лето в Петербург для работы на огородах; тоже наблюдается и в подмосковных уездах»⁵.

«Молодое поколение стремится отделиться…»

Необходимость отправки крестьянок на сторонние заработки была обусловлена как хозяйственной нуждой семьи, так и их семейным положением. По утверждению современного исследователя крестьянского отхода А.Н. Курцева, «при отсутствии или занятости младших мужчин, когда оставались только дочери, семьи отправляли в городской отход девушек: раньше в Москву, затем в Питер и другие города, включая Варшаву»⁶. В тульских сёлах незамужние девушки отправлялись в города, где работали в качестве прислуги, а те, кто создал семью, уезжали вместе с мужьями на ткацкие фабрики⁷. Потеря мужа, вдовство также толкали женщин из малоимущих семей к уходу на заработки. По данным конца XIX века, в некоторых волостях Петрозаводского уезда овдовевшие крестьянки составляли около трети всех женщин, занимавшихся отхожим промыслом⁸.

Крестьяне отправляются из деревни на заработки в город. 1901 год

Для крестьянина большое значение имели родственные, приходские и общинные отношения, которые ослабевали во время жизни отходника в городе, о пребывании в котором крестьяне говорили, что «там тебя и остановить-то, поддержать некому, ну а здесь семья…»⁹ После нескольких лет работы в городе у вчерашних крестьян изменялись представления о целях жизни и манера поведения, вырабатывались иные потребительские навыки. По этому поводу этнограф Г.С. Виноградов замечал, что «усложнившиеся жизненные условия, близкое соприкосновение города с деревней, приток новых веяний — всё это постепенно разрушало и продолжает разрушать былой патриархальный уклад, меняло и всё ещё продолжает менять духовную физиономию деревни»¹⁰.

Примечательно то, что утверждения о пагубном влиянии отхожих промыслов на нравственный облик крестьян, особенно молодых, исходили из самых разных социальных сред: учёных, помещиков, чиновников, священников.

Так, помещик Тамбовской губернии Н.В. Давыдов утверждал, что «возвращавшиеся домой крестьяне вносили в сельскую жизнь понятия, далеко не всегда желательные, радикально расходившиеся с прежними воззрениями»¹¹. О негативных последствиях отъезда в город на заработки для молодых крестьян сообщали в своих рапортах сельские священники той же губернии. Они, в частности, писали: «Побывал паренёк в Питере, стал другим человеком»; «авторитет родителей над детьми ослабевает»; «молодое поколение, возвратившись с заработков, стремится отделиться» и т. п.¹² Показательно, что уже в конце XIX века местные газеты печалились о «падении нравственности» у крестьян, уходивших в города на заработки, имея в виду, прежде всего, появление у них иных ценностных ориентиров и исчезновение прежнего пиетета в отношении «своей» общины, её правил, её ценностей и прочего.

«Отхожими промыслами деревня живёт…»

Зарождение процесса «охлаждения веры», который к началу XX века затронул и сельское население, также следует связать с последствиями крестьянского отхода. Фактором, препятствующим регулярному посещению храма и участию в таинствах, подчас служил распорядок дня — особенно у отходников, работавших в трактирах и торговых заведениях¹³. Из рапортов благочинных Тамбовской епархии видно, как возрастала тревога и озабоченность сельского духовенства падением уровня религиозности среди жителей села, и в первую очередь среди отходников. Приведём лишь несколько таких свидетельств: «Духовенство презирают. Не кланяются священнику, не обнажают голову, не принимают благословление»; «постов не признают, над духовенством смеются»; «отходники, возвращающиеся с заработков из Сибири, отличаются охлаждением к церкви, вольномыслием, не почитанием икон и церковных установлений»; «молодое поколение возвращается на родину уже с другими нравственными и религиозными убеждениями. Подобные личности не считают своей обязанностью соблюдать посты, присутствовать при богослужении»¹⁴.

«Соблазны» города становились серьёзным испытанием для вчерашних выходцев из деревни. Вдали от дома и вне контроля со стороны общины, прихода, семьи крестьяне, особенно молодые, нередко пускались во все тяжкие.

Город, уездный или губернский, а иногда столичный, давал им возможность не только заработка, но и «доступной любви». Крестьяне, покинувшие деревню ради работы на фабрике, часто посещали проституток или сожительствовали с работницами из общежитий¹⁵. Врач В.К. Боровский сетовал, что крестьяне, «оторванные от семей в пору наибольшего полового развития и, попадая в непривычную им обстановку, заражаются сифилисом и приносят этот печальный продукт “цивилизации” в свою родную глушь»¹⁶. Некоторые юноши и часть девушек, потеряв надежду найти достойное приложение своему труду, избирали положение городских люмпенов с воровством и проституцией, нищенством и бродяжничеством¹⁷.

«Народная сцена на ярмарке в Старой Ладоге». Художник Андрей Попов. 1853 год

Наряду с негативными последствиями отходничества современники усматривали в этом явлении и позитивное влияние на жизнь села. Следующим образом характеризует отходничество земский начальник 2-го участка Ростовского уезда Ярославской губернии: «Отхожими промыслами деревня живет, одевается, учится и оплачивается. Приходя с промысла, крестьянин не только научает своих домашних и односельчан разными пороками, но вносит в среду сознания потребности грамотности и образованности, приносит технические, агрономические и другие знания, которые могут быть непосредственно применены в крестьянской жизни»¹⁸. Последствием отхода стало повышение грамотности сельского населения. В местах с развитым отхожим промыслом была более высокой грамотность не только мужчин, но и женщин. Таким образом, сама жизнь убеждала крестьян в практической пользе грамотности.

Из рабочего союза — в кровный

Трудовая миграция крестьян существенным образом меняла демографическую ситуацию и в самой деревне. Участие части мужского населения села в сторонних заработках вело к нарушению традиционного половозрастного разделения труда в крестьянском дворе, затрудняло возможность создать семью. В уездах, где наблюдался высокий процент мужчин-отходников, девушкам нелегко было выйти замуж. Объяснялось это тем, что из деревни на заработки уходили потенциальные женихи — молодые и крепкие мужчины, а дома оставались в основном «увальни» и «убогие»¹⁹.

«В крестьянской избе». Художник Иван Куликов. 1902 год

Особенно велико было влияние крестьянского отхода на повседневную жизнь сельской семьи. Отхожий промысел членов семьи существенно подрывал позиции её главы, большака. Длительное нахождение отходников вне пределов крестьянского мира ослабляло родительский контроль. Крестьяне в чернозёмных деревнях стремились не отпускать членов своих семей на слишком дальние расстояния, стараясь найти им работу вблизи дома. Если же отец и отпускал сына на заработки, то брал с него клятву, что тот будет жить честно, а вырученные деньги отдаст семье. Холостых парней перед уходом из деревни спешили женить²⁰.
Несмотря на жёсткое требование большака работать на «общий кошель», отходникам удавалось скрывать часть заработка, что, в свою очередь, становилось первоначальным капиталом для самостоятельного ведения хозяйства. Утаивание отходниками части заработка на свои личные потребности и на нужды своей семьи было одной из причин семейных разделов. По наблюдению исследователя, «большое количество молодых крестьян оставляют временно деревню и возвращаются с изменившимися понятиями и наклонностями, с ослабевшими родственными чувствами, в большинстве случаев заводят своё отдельное хозяйство»²¹. Очевидно, что продолжительные отлучки из дома приучали рабочего к самостоятельной жизни, развивали в нём дух индивидуализма и независимости, который делал его не готовым переносить суровые условия жизни большой крестьянской семьи, где деспотизм проявлялся в весьма резкой форме²².

«Семейный раздел». Художник Василий Максимов. 1876 год

В силу развития товарно-денежных отношений в российской деревне, ослабления патриархальных устоев сельского быта, роста крестьянского индивидуализма происходил процесс численного роста малых семей, которые и стали к началу ХХ века главной формой семейной организации русского крестьянства. Глубинные изменения, связанные с модернизацией традиционного общества, вызвали к жизни тенденцию дробления крестьянских дворов. Деревню, образно говоря, захлестнула волна семейных разделов.
В период с 1861 по 1882 год в 46 губерниях Европейской России разделилось 2 371 248 крестьянских семей²³, в среднем ежегодно происходило 116 229 семейных разделов, а в последнее десятилетие этот показатель достиг 150 тысяч. В 1874–1884 годах число семей бывших помещичьих крестьян увеличилось на 20,7%, бывших государственных и удельных — на 20%²⁴. Темпы численного роста крестьянских дворов явно превосходили естественный прирост населения. В 12 уездах Воронежской губернии, согласно данным земской статистики, за те же годы разделилось 70 404 семейства (22,3%), а за следующее десятилетие — 105 882 семейства (33,5%)²⁵. К концу XIX века этот процесс привёл к уменьшению численного состава крестьянских дворов, переходу сельской семьи из рабочего союза в кровный.

«…на равных правах с мужчинами»

Процесс семейных разделов был следствием и модернизации российского села, и возросшей социальной мобильности деревенских жителей, существенно изменившей культурный облик крестьянской семьи. Положение женщины в малой семье было более свободным и независимым, чем в патриархальной семье. Очевидно, что в этих условиях процесс эмансипации крестьянки стал развиваться быстрее.
В конце XIX века в российских сёлах всё чаще в семьях начали главенствовать женщины. Так, в Ильинской волости Казанского уезда Казанской губернии женщины возглавляли около 8% хозяйств. В некоторых случаях, когда после смерти главы семьи не оставалось жены умершего, а сыновья не могли по каким-либо обстоятельствам возглавить хозяйство, всё управление домом передавалось снохе²⁶. В материалах земских статистических сборников по Тамбовской губернии упоминаются случаи, когда общинная земля выделялась вдовам²⁷.

«Мяльщицы льна». Художник Федот Сычков. 1905 год

По причине массового оттока из деревни мужчин на отхожие промыслы происходит постепенное «размывание» половой однородности сельского схода. Участие женщин в сельском сходе стало распространённым явлением. Например, в Тульской губернии «если баба держит надел или мужей нет дома, то и баба выходит на сход», «женщины за отсутствием мужей и вдовы допускаются на сходы на равных правах с мужчинами»²⁸.
По утверждению исследователя, если в первые пореформенные десятилетия появление женщины на сходе было явлением исключительным, то к исходу ХIХ века замена отсутствующих домохозяев-крестьян их жёнами встречалась повсеместно и никакого протеста не вызывала²⁹. Такая ситуация была характерна и для центрально-чернозёмных губерний, где сохранность традиционных устоев была выше. Но и здесь, к примеру, в Елецком уезде Орловской губернии, отсутствующих домохозяев нередко заменяли их жёны. Не встречалось возражений против участия в сходе вдов или девушек, самостоятельно ведущих хозяйство, а также опекунш малолетних³⁰. Перемены, произошедшие в жизни деревни к концу столетия, точно охарактеризовал Б.Н. Миронов. Он отмечал, что, с одной стороны, в крестьянской среде «снисходительное отношение к женщинам всё ещё преобладало», но с другой — «можно говорить о повышении роли женщин в общественной жизни, что само по себе являлось большой социальной новацией»³¹.

«Самотканки вытеснялись ситцем…»

Сфера крестьянского быта отличалась наибольшей устойчивостью. Причины тому — характер аграрного производства, замкнутость сельского мира и крестьянский традиционализм. Отличия в пище, одежде, жилище находились в прямой зависимости от хозяйственного достатка крестьянской семьи. Перемены в крестьянском быту стали следствием участившихся связей с городом, влияния отхожего промысла, увеличения денежных накоплений и роста культурных потребностей жителей села. Вопреки крестьянскому консерватизму в обыденность села настойчиво проникала иная повседневность, а вместе с ней — другие ценности и стандарты жизни.
Эти новации в сельском быту проявились в одежде и предметном мире крестьян. Изменения во внешнем облике сельских жителей отмечали представители просвещённой части общества. Поэт и владелец хутора Степановка в Орловской губернии А.А. Фет утверждал, что «нельзя отрицать заметного стремления русского крестьянина к прогрессу в последние 25 или 30 лет... Это особенно заметно по костюму. Старинный зипун исчез окончательно. Убийственно тяжёлая и крайне безобразная кичка держится только по захолустьям»³².

Русские крестьяне. Конец XIX века

В условиях ведения товарного хозяйства стало невозможно выполнять весь обширный комплекс, связанный с изготовлением одежды. Крестьяне, даже при сравнительно низком уровне материального благосостояния, вынуждены были прибегать к покупке тех или иных доступных им промышленных товаров³³. Новшеством стал и материал для пошива одежды. Ткань фабричного производства (шёлк, сатин) практически вытеснила домотканое сукно. Под влиянием городской моды изменился крой крестьянского платья. Крестьянин-самоучка С.Т. Семёнов об изменениях в одежде односельчан писал, что «самотканки вытеснялись ситцем. Зипуны и кафтаны заменились кофтами и пиджаками»³⁴. «Мужчины надевали поддёвки, пиджаки, штаны не “набойчатые”, а суконные и бумажные. Молодые люди ходили в пиджаках, подпоясывая брюки ремнями с пряжками. Деревенские модницы носили приталенные кофточки и шубки, обзавелись зонтиками и калошами. Последние стали “писком” деревенской моды. Их носили больше для украшения, т. к. надевали в тридцатиградусную жару, идя в церковь»³⁵.
Изменения в одежде — одно из проявлений культурной адаптации к новой среде. Вчерашний крестьянин, становясь рабочим, извозчиком, приказчиком, начинал одеваться, ориентируясь на городскую моду. Не последнюю роль для практичных крестьян играло удобство городской одежды. Так, корреспондент из Орловской губернии А. Михеева отмечала, что «крестьяне стали носить пиджаки, над которыми в своё время смеялись, но теперь нашли, что этот костюм удобен, так как дёшев и согревает грудь, полы не треплются, как в поддёвке»³⁶.
Одежда в деревне для её жителей выступала своеобразным маркёром социального благополучия. По наблюдениям сельского учителя из Костромской губернии Н. Колосова, «так же, как у девушек зонт, шляпа, перчатки, у юношей — калоши служили знаком достатка, зажиточности. В праздник парень “облекается” в пинджак, брюки на выпуск, ноги обуты в обильно смазанные дёгтем сапоги с калошами»³⁷. В деревне хорошо помнили, что «встречают по одёжке». С этой целью зажиточные хозяева и в будние дни носили высокие сапоги с бесчисленными сборками («в гармошку»), а в тёплую погоду накидывали на плечи синие тонкого фабричного сукна кафтаны³⁸.

В крестьянской избе. Конец XIX века

В деревенской избе в пореформенный период появляется множество вещей, которые ранее были характерны исключительно для городского быта: самовар, керосиновая лампа, настенные ходики, металлическая посуда. Крестьяне стали вешать на стены избы картинки, календари, фотографии³⁹. Из города везли керосиновые лампы. Дивом для деревни того времени был граммофон. Как и одежда, домашняя утварь являлась для крестьян показателем достатка. Стремясь подчеркнуть его, состоятельные хозяева в разговоре не забывали упомянуть о том, что «дома у них на столе самовар и часы на стене, и едят они на тарелках мельхиоровыми ложками, запивая чаем из стеклянных стаканов»⁴⁰.

***

Культурная трансформация российской деревни стала следствием кризиса аграрного социума, сопровождалась изменениями в традиционном укладе жизни крестьян. Наиболее заметные перемены произошли как в институтах села (община, семья), так и в социокультурной сфере деревенской обыденности. Основными векторами культурного воздействия на село выступали город и рынок. Процесс культурной трансформации деревни шёл на фоне быстрого численного роста её населения. Возросшая социальная мобильность крестьянства выводила его за пределы околицы, существенно расширяя жизненное пространство сельских жителей.

«В сельской школе». Художник Владимир Маковский. 1883 год

Одним из каналов культурного воздействия города на село был отхожий промысел крестьян. Его влияние было двояким. С одной стороны, он способствовал росту грамотности сельского населения, эмансипации крестьянки, внедрению благ цивилизации в деревенский быт, утверждению чувства личного достоинства, с другой стороны, вносил в сельскую обыденность нравственные пороки города, сеял антиклерикальные настроения, разрушал основы патриархальной семьи. Развитие товарно-денежных отношений всё активнее втягивало крестьянское хозяйство в работу рыночного механизма.
Рынок диктовал как производственную стратегию крестьянских дворов, так и жизненные планы сельской семьи. Как ни парадоксально, но самая консервативная часть села — крестьянские женщины — оказалась наиболее восприимчивой и готовой к новым ролям, к коренным переменам в традиционном укладе села.