Дальневосточный пролог Второй мировой в оценках российских историков

О хронологии событий

Военное столкновение в 1939 году четырёх стран — МНР (Монгольская Народная Республика) и СССР, с одной стороны, и Маньчжоу-Го и Японии, с другой, вблизи реки Халха, больше известной как Халхин-Гол, вновь привлекает внимание общественности и научного сообщества, в особенности в связи с приближением очередной юбилейной даты. В этом году исполняется 85 лет той героической эпопее.
11 мая 1939 года части японской Квантунской армии предприняли нападение на монгольские заставы, расположенные примерно в 20 км восточнее реки Халин-Гол. В ответ на нападение, руководствуясь Пактом 1935 года о взаимопомощи, СССР направил на подкрепление монгольской армии свои войска. Начались кровопролитные бои, которые продолжались с переменным успехом немногим более четырёх месяцев.

Советские бойцы под прикрытием танков идут в бой в районе реки Халхин-Гол. 1939 год.
Фото Виктора Тёмина

20 августа советские и монгольские войска при помощи мощной поддержки авиации начали наступление по всей линии фронта и завершили его к концу августа полным разгромом японо-маньчжурских сил. Японские потери в результате этих боёв составили около 55 тыс. убитыми, ранеными и взятыми в плен. 15 сентября в Москве нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов и посол Японии в СССР Того Сигэнори подписали соглашение о прекращении огня.
Такова краткая хронология тех отдалённых от нас во времени и в пространстве событий, которые повлияли на ход мировой истории и внесли кардинальные изменения в военные и политические планы сразу нескольких ведущих государств в канун приближавшейся Второй мировой  войны.

События на Халхин-Голе — это не только вопросы прошлого, канувшего в вечность, это актуальный материал для дня сегодняшнего.

Правда, к большому сожалению, эти страницы отечественной истории для части из нас так и остались во многом малоизвестными. Во всяком случае, в общественном сознании нередко и по сей день бытуют старые легенды и расхожие представления о событиях тех лет, во многом почерпнутые из кинофильмов, песен и художественной литературы.

Что мы знаем о победе на Халхин-Голе?

Дело в том, что ведущие советские, да и японские газеты долгое время ограничивались весьма скудной информацией о том, что происходило на Халхин-Голе летом 1939-го, и, надо полагать, не по причине того, что военные действия велись далеко за пределами территории СССР, как тогда было принято утверждать.
В СССР, например, публиковались лишь самые краткие сообщения ТАСС. Ни одного описания боя, ни одной корреспонденции из Монголии ни в июне, ни в июле, ни в августе 1939 года не появилось в центральной прессе.

На самом деле речь шла об 11-й танковой бригаде, которая награждалась за активное участие в боях на горе Баин-Цаган.

Случилось так, что одними из первых о халхин-гольских сражениях заговорили писатели и поэты, воспев мужество и героизм советских солдат.

Среди них известный советский поэт Константин Симонов, который отправился на передовую в качестве военного корреспондента и описал увиденное там в своей поэме «Далеко на Востоке», романе «Товарищи по оружию», стихотворениях «Танк», «Кукла», «Самый храбрый» и др.
Военным же специалистам потребовалось около года для подготовки анализа и осмысления опыта военных действий в степях Монголии: в 1940 году выходят книги П.И. Другова «Из опыта действий АБТВ на р. Халхин-Гол», «Боевые действия авиации в Монгольской Народной Республике», «Бои у Халхин-Гола» и другие, в которых рассматривались главным образом военные аспекты этой проблемы. В том же году Генеральный штаб РККА издал монографию «Действия 1-й армейской группы в Халхин-гольской операции» (май — сентябрь 1939 г.)». А далее последовало несколько десятков исторических исследований, воспоминаний участников боёв и т. д., большинство из которых вышло в свет уже после окончания Великой Отечественной войны.
К числу наиболее заметных следует отнести следующие работы: Г.Н. Севостьянов «Политика великих держав на Дальнем Востоке накануне Второй мировой войны» (М., 1961) и статья того же автора «Военное и дипломатическое поражение Японии в период событий у реки Халхин- Гол» (Вопросы истории. 1957. № 8); М.В. Новиков «Победа на Халхин- Голе» (М., 1957); «Японский милитаризм» (М., 1972); Г.В. Ефимов, А.М. Дубинский «Международные отношения на Дальнем Востоке». Кн. 2 (М., 1973); А.С. Савин «Японский милитаризм в период Второй мировой войны» (М., 1979); И.И. Федюнинский «На Востоке» (М., 1985). Все они достаточно полно раскрывают особенности, ход и исход боевых действий, массовый героизм советских и монгольских воинов. Однако многие принципиально важные моменты тех событий остались за рамками данных исследований, что было во многом обусловлено идеологическими и политическими установками советского времени.
В этой связи наибольший научный интерес в наши дни могут представлять вышедшие в постсоветской России книги отечественных исследователей, которые отражают новые подходы к оценке и анализу прошлого. Часть из них была написана в связи с 70-летней годовщиной событий на Халхин-Голе. Это сборник «Халхин-Гол. Исследования, документы, комментарии» (М., 2009), статья Ю.В. Кузьмина «Спорные проблемы войны на Халхин-Голе», опубликованная в «Вестнике Международного центра азиатских исследований» (2009. № 16), а также подготовленная Историко-документальным департаментом МИД России справочная информация «К 70-летию событий на реке Халхин-Гол», которая была размещена на сайте Министерства иностранных дел РФ. Параллельно с этим продолжается публикация мемуаров и личных воспоминаний о событиях тех лет, среди которых следует выделить книгу А.П. Жукова «Под абсолютно красным солнцем: война отца» (М., 2010).
Большой объём новых архивных материалов помещён в сборнике документов «Российско-монгольское военное сотрудничество от Халхин-Гола до линкора “Миссури” (1939–1945 гг.)», изданном в 2011 году в рамках проекта Министерства образования, культуры и науки Монголии и Российского гуманитарного научного фонда. И, наконец, особо следует выделить работы Института востоковедения РАН: соответствующие разделы в коллективной монографии «СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны» (М., 2010) и сборник «Халхин-Гол: взгляд на события из ХХI века», выпущенный в 2013 году, в котором исследователи из России, Монголии и Японии анализируют различные аспекты этого конфликта.
А в следующий юбилейный год халхингольских событий российская историография пополнилась ещё двумя ценными научными изданиями. Это сборник архивных документов «Вооружённый конфликт в районе реки Халхин-Гол. Май — сентябрь 1939 г. Документы и материалы» (М., 2014) и книга Ю.М. Свойского «Военнопленные Халхин-Гола. История бойцов и командиров РККА, прошедших через японский плен» (М., 2014). И если первый труд стал настольной книгой для российских монголоведов и историков, не прекращающих свои научные изыскания, то второй — итог многолетней поисковой работы автора — по существу открыл ещё один малоизученный гуманитарный аспект изучения этой проблемы.
И, наконец, настал 2019 год, когда Россия и Монголия широко отметили 80-ю годовщину своей победы. По этому поводу вновь прошли представительные симпозиумы, множество научных, просветительских и образовательных мероприятий с участием видных учёных из разных стран. Среди прочих отметим международную конференцию, проведённую Институтом востоковедения РАН, материалы которой легли в основу коллективной монографии «80 лет победы на Халхин-Голе: в поисках исторической истины» (М., 2021).
В итоге мы в очередной раз буквально теряемся в новых книгах и дискуссионных статьях, которые вновь приглашают к продолжению многолетних научных баталий, даже предлагаются абсолютно альтернативные подходы к изложению деталей и ключевых моментов халхингольской кампании, даются новые оценки того, что, казалось бы, уже давно и прочно вошло в научный обиход.
Достаточно познакомиться со статьёй политолога Евгения Трифонова «Хахин-Гол: чья победа?»². Такого рода «исторических открытий» за последние годы появилось немало, и они также требуют своего разбора и анализа.

Очевидно, что тема Халхин-Гола далеко не  исчерпана и  ещё  долго будет сохранять свою актуальность.

А посему кратко остановимся на некоторых наиболее важных моментах тех событий.

Инцидент, конфликт или война?

Пожалуй, самый первый и главный вопрос, который вот уже 85 лет не сходит с повестки дня экспертного сообщества, связан не только с причиной, ходом и исходом тех кровопролитных сражений, но и с пониманием того, что тогда произошло на самом деле. Был ли это военный инцидент, локальный конфликт или же короткая необъявленная война?

Советские военные наблюдают за появлением самолётов неприятеля в районе реки Халхин-Гол. 1939 год. Фото Виктора Тёмина

Начнём с того, что даже в некоторых учебниках истории, да и в научной литературе бои на Халхин-Голе зачастую определяют как «локальный вооружённый конфликт». Часть же авторов, и в особенности японские историки, относят эти события к локальной войне. И даже порой называют Халхин-Гол «второй русско-японской войной», сравнивая с событиями Русско-японской войны 1904–1905 годов. Ну а на международных дискуссионных площадках в последние годы всё чаще можно услышать сравнение этого вооружённого противостояния со Второй мировой войной, а конкретнее, с началом или своеобразным её «прологом».
Так, ряд исследователей, в том числе историк Я.А. Бутаков, называют события на Халхин-Голе «началом Второй мировой войны». Автор пишет, что «две синхронно одержанные Россией победы — на дипломатическом фронте с Германией и на военном фронте с Японией — предотвратили гораздо худший сценарий Второй мировой войны для России. Победу на Халхин-Голе можно считать первой русской победой на фронтах Второй мировой войны, которая на Дальнем Востоке началась раньше, чем в Европе»³.
И тем не менее единого подхода к определению характера военных действий тех лет пока ещё не выработано.

Характерно, что не только употребление того или иного термина, но и его политическая окраска неоднократно менялись в зависимости от тех политических реалий, в контексте которых давалась оценка событиям на Халхин-Голе.

В этом отношении весьма показательным представляется высказывание маршала Г.К. Жукова, который писал: «Чтобы завуалировать истинные цели вторжения в пределы МНР, японское правительство решило преподнести мировой общественности акт агрессии как пограничный конфликт. Для большей убедительности своей версии японское правительство решило в начале боевых действий сразу же не вводить в дело большие силы, начав вторжение особыми отрядами, наращивая их силу по мере развития боевых действий. При этом имелось в виду: в случае неблагоприятных обстоятельств, которые могут сложиться в результате вступления в дело Красной Армии, прекратить начатую агрессию и отойти на свою территорию. Поводом для развязки военных действий и так называемого “пограничного конфликта” явилось притязание японского правительства на территорию МНР, находящуюся восточнее реки Халхин-Гол. Для обоснования во многом надуманной претензии в Японии в 1935 году издали фальсифицированную топографическую карту, на которой произвольно перенесли государственную границу МНР далее чем на 20 километров, обозначив её по реке Халхин- Гол»⁴.

Берег реки Халхин-Гол в районе боевых действий. 1939 год. Фото Виктора Тёмина

По-иному эти события оценил тогдашний народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов в своём докладе «О внешней политике Правительства» на Внеочередной, пятой, сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года. В докладе особо обращает на себя внимание то, что явно в целях улучшения советско-японских отношений в нём были предприняты усилия снизить значение войны на Халхин-Голе, названной «конфликтом на монголо-маньчжурской границе». Вот несколько коротких цитат из этого доклада: «Япония обратилась к нам с предложением ликвидировать конфликт, и мы охотно пошли навстречу японскому правительству»; «Никому не нужный конфликт вызвал немалые жертвы с нашей стороны, но эти жертвы были в несколько раз больше на японо-маньчжурской стороне».
А о причине драматических событий сказано так: «Конфликт был вызван стремлением Японии присвоить часть территории Монгольской Народной Республики и этим путём насильственно изменить монголо-маньчжурскую границу…»⁵
Интересно привести в этой связи и два высказывания Сталина, в которых победа СССР на Халхин-Голе оценивается им по-разному. Так, во время встречи с Г.К. Жуковым в начале мая 1940 года Сталин посоветовал ему использовать полученный на Халхин-Голе боевой опыт в подготовке войск в Киевском военном округе. Однако несколькими неделями ранее тот же Сталин, пытаясь оправдать неудачи Красной армии в «зимней войне», сказал, что «за всё существование Советской власти мы настоящей современной войны ещё не вели. Мелкие эпизоды в Маньчжурии, у оз. Хасан или в Монголии — это чепуха, это — не война, это отдельные эпизоды на пятачке, строго ограниченном. Япония боялась развязать войну, мы тоже этого не хотели, и некоторая проба сил на пятачке показала, что Япония провалилась. У них было 2–3 дивизии и у нас 2–3 дивизии в Монголии, столько же на Хасане. Настоящей, серьёзной войны наша армия ещё не вела»⁶.

Не перечисляя все имеющиеся на этот счёт точки зрения, следует сказать, что в большинстве из них события на Халхин-Голе всё-таки видятся «необъявленной» или «локальной войной».

«События на Халхин-Голе в мае — сентябре 1939 г., безусловно, были реальной войной, пусть локальной, приграничной или региональной, но войной, — отмечает политолог Г.С. Яскина. — Истории ещё не известно такого конфликта, участниками которого были бы целые армии, конфликта, который длился бы четыре с половиной месяца, при том, что бои вели танковые дивизии, воздушные эскадрильи, тяжёлая артиллерия. Кроме того, ни один пограничный конфликт не способен оказать такое глубокое влияние на баланс сил в регионе в целом, как война»⁷.

Причина или повод?

В советской историографии традиционно считалось, что все эти действия были скрупулёзно подготовлены и одобрены высшими руководителями Японии в качестве важного звена стратегического плана по захвату Монгольской Народной Республики (Внешней Монголии) и Забайкалья. При этом в советских источниках иногда встречаются утверждения, что в случае поражения наших войск на Халхин-Голе японская армия собиралась идти чуть ли не до Читы и Владивостока. Однако с позиции сегодняшнего дня эти события видятся по-другому.

Позиции советских военных у реки Халхин-Гол. 1939 год. Фото Виктора Тёмина

По мнению большинства современных российских исследователей, одной из целей затеваемого конфликта была проверка боеспособности Красной армии, «разведка боем», чтобы убедиться на практике в действенности нового варианта плана войны против СССР, с одной стороны, а с другой — чтобы проверить боеготовность Красной армии. К этому толкало японцев и стремление восстановить авторитет Квантунской армии, подорванный неспособностью завершить войну в Китае и поражением у озера Хасан. Так, в фундаментальной исторической работе — коллективной монографии «Японский милитаризм» отмечается, что провокации японских войск — в районе озера Хасан в августе 1938 года и более крупная, летом 1939 года на реке Халхин-Гол — были главным образом связаны «с планами подготовки Квантунской армии (к войне с СССР) и проверки её боевой способности»⁸. Сторонником такого же подхода является, в частности, и военный историк Е.А. Горбунов, который подробно излагает его в своих работах «20 августа 1939» (М., 1986) и «Крах планов “Оцу”» (Владивосток, 1988).

Здесь мы подошли ещё к одной дискуссионной проблеме: кто был инициатором конфликта в районе реки Халхин-Гол — политическое и военное руководство страны? Или это была самостоятельная акция генералов и офицеров Квантунской армии, якобы вышедших из подчинения Генеральному штабу?

В советской исторической науке на протяжении почти пяти десятков лет, несмотря на явные натяжки, упорно притягивали действительно существовавшие общие агрессивные замыслы Японии в отношении СССР и МНР к частным событиям в районе реки Халхин-Гол. В качестве документальной основы для подобного утверждения приводился план операции «Оцу» (№ 8) — вариант «Б», который лёг в основу подготовки и проведения агрессии против Монголии. Известно, что он был разработан и утверждён осенью 1938 года не командованием Квантунской армии, а именно Генштабом Императорской армии.
Сегодня в научной литературе можно встретить и иное мнение российских исследователей, совпадающее с точкой зрения ряда японских историков. В частности, в учебном пособии по истории Японии, изданном Институтом востоковедения РАН, можно встретить следующую формулировку: «Как и при конфликте у оз. Хасан, в этом случае имела место самовольная акция командования Квантунской армии. Не поставив в известность Токио, они разработали план захвата части монгольской, а затем и советской территории с выходом к Транссибирской магистрали»⁹. При этом некоторые российские исследователи в подтверждение такой оценки прямо заявляют о том, что в то время «Квантунская армия была не только военной, но и серьёзной политической силой, её командование нередко принимало важные решения автономно, не считаясь с установками Генерального штаба Императорской армии»¹⁰.

Японские солдаты, сдавшиеся в плен в районе реки Халхин-Гол. 1939 год. Фото Виктора Тёмина

Авторитетный военный историк В. Вартанов в своей статье под сенсационным названием «Халхин-Гол: что под позолотой…» придерживается иной версии этих событий¹¹. Как и многие его коллеги, он не высказывает сомнений в существовании агрессивности и антисоветской направленности японских планов в отношении нашей страны в те годы. Однако анализ обстановки в регионе и внутреннего положения Японии именно к середине 1939 года, по его мнению, свидетельствует о том, что «ввязывание в открытый широкомасштабный вооружённый конфликт с Советским Союзом японским правящим кругам было крайне невыгодно, и они специально этого не планировали. Японская регулярная армия прочно увязла в войне в Китае, уже в течение двух лет вела затяжные бои на два фронта — против регулярных войск Чан Кайши и мощного партизанского движения в тылу. Япония испытывала всё большее истощение сырьевых ресурсов, рост безвозвратных потерь личного состава, всплеск антивоенных выступлений в самой армии и в стране». «Разве можно было серьёзно рассчитывать на завоевание МНР, вторжение в СССР, оккупацию Забайкалья с двумя пехотными полками и частями усиления — в общей сложности чуть более 10 тысяч человек, а именно эти японские части участвовали в начальной стадии конфликта», — задает он вопрос. И предлагает на него следующий ответ: «На наш взгляд, — заключает В. Вартанов, — вспыхнувшие боевые действия, как это ни прозвучит неожиданно, носили случайный характер и были обусловлены неразберихой в этом районе с линией границы. В течение нескольких лет между монгольской и маньчжурской сторонами по этому поводу проводились консультации, однако единой точки зрения выработано так и не было»¹².
Эту же идею разрабатывает В.П. Сафронов в своей статье «СССР и японская агрессия (1937–1941 гг.)»¹³. Автор полагает, что данный конфликт возник как очередной пограничный инцидент ввиду расхождения сторон в определении границы. Он добавляет, что этому способствовали наличие большого количества карт района, которые трактовались каждой из сторон в свою пользу, а также сам характер местности — пустынной и малолюдной, где пограничные указатели были порой весьма неопределённы и отстояли друг от друга на многие километры.
Некоторые российские исследователи связывают эти военные столкновения с планами Японии провести железную дорогу Солунь —Ганьчжур вблизи монгольской территории, рельеф которой, по версии монгольской стороны, именно в этом месте выдавался клином. В случае войны железная дорога могла подвергаться прицельному огню с господствующих песчаных высот на монгольской границе. Сдвинув границы к Халхин-Голу, японское командование ликвидировало бы эту угрозу.

Тем не менее совершенно очевидно, что ни планы строительства железных дорог, ни картографические ошибки не приводят к таким трагическим событиям.

Как отмечает Г.С. Яскина, «не следует принимать повод за цель», а за поводом она усматривает более глубокие причины: «СССР и Япония были соперниками за лидерство в регионе. Москва стремилась играть ведущую роль в дальневосточных делах. Токио — доказать своё право на эту же роль. Монголия опасалась стать заложником в большой геополитической игре, открыто тяготела к Советскому Союзу. Командование Квантунской армии руководствовалось надуманной целью, призванной замаскировать его подлинные намерения. Она звучала как “приведение приграничной территории Маньчжоу-Го в соответствие с имеющимися в Японии картами”»¹⁴.
Одновременно с этим следует подчеркнуть: выбранный театр боевых действий давал существенные военно-стратегические преимущества для японской армии. Со стороны Маньчжурии туда подходили две железные дороги. Одна из них — бывшая КВЖД — проходила в 125 километрах от Халхин-Гола. Ещё ближе — в 50–60 километрах — находилась станция Хандогай новой железной дороги, идущей от Солуни на Ганьчжур. Кроме того, в распоряжении японских войск имелись две грунтовые дороги, идущие к Халхин-Голу от Хайлара. В то же время наша ближайшая железнодорожная станция была отдалена от места событий на 750 километров.
Принимая во внимание эти обстоятельства, можно утверждать, что японское командование практически не сомневалось в успехе разработанной им операции. И в действительности первые месяцы войны показали явное превосходство японских вооружённых сил. К тому же во многом спонтанный и неожиданный характер начала боевых действий поставил советско-монгольские войска в чрезвычайно сложную ситуацию. Дело в том, что всё начиналось как очередной пограничный инцидент. Стороны даже по обыкновению обменялись нотами протеста, причём первой своё осуждение в адрес властей МНР высказала именно Япония. Нечто похожее в последние годы уже не раз случалось на монголо-маньчжурской границе, способствуя дальнейшей эскалации военной напряжённости в регионе. Более того, за год до этого грянули всем хорошо известные хасанские события. Да и вся закулисная дипломатия официального Токио в те годы в значительной степени строилась на разыгрывании «советской карты».

Одним словом, в «воздухе пахло войной» ещё задолго до 1939 года, когда Япония объявила нашу страну своим потенциальным противником.

И вот возник конфликт, переросший в войну, в которую оказались втянутыми четыре государства — МНР и СССР против Маньчжоу-Го и Японии. Фактически же это было выяснением отношений между Советским Союзом и Японией. И каждая из сторон попыталась использовать конфликт не только для решения проблемы спорных территорий, но и для того, чтобы помериться силой и поднять свой военный и политический авторитет на международной арене.

В контексте международно-политической ситуации

Итак, в ходе крупномасштабных боевых действий Москва и Токио стремились извлечь для себя максимальную политическую выгоду, в том числе продемонстрировать свою боеспособность перед потенциальными союзниками в Европе и США, чтобы выступить в качестве надёжных и боеспособных партнёров в предстоящих коалициях, состав и конфигурация которых тогда ещё только определялись.

Именно в эти месяцы японская дипломатия вела ожесточённый торг об условиях сотрудничества с Германией и Британией. Одновременно с этим японцы продолжали многолетнюю захватническую войну в Китае, неся ощутимые потери в живой силе и технике.

И очевидно, что в таких условиях они не были заинтересованы в раздувании параллельной крупной войны, отвлекающей их силы от главной цели. Однако это не исключало дипломатических манёвров Японии, направленных на то, чтобы подтолкнуть Германию к войне против СССР, заставить Советский Союз отказаться от военной помощи Китаю или, по крайней мере, значительно её ослабить. Не в меньшей степени официальный Токио стремился склонить Англию, Францию и США к так называемому дальневосточному Мюнхену, другими словами, к политике «умиротворения» Японии. А именно: японцы поставили своей целью добиться того, чтобы им дали «зелёный свет» в регионе и помогли удержать США от применения экономических санкций против своей страны и т. д.

Н. Чемберлен подписывает Мюнхенское соглашение. 29 сентября 1938 года.
Кадр из фильма «Мюнхен: предисловие к войне». РГАКФД / victory.rusarchives.ru

СССР, в свою очередь, летом 1939 года вёл не менее важные переговоры с представителями военных миссий Британии и Франции в Москве. Политическая ситуация вокруг нашей страны складывалась сложно. Осенью 1938 года советских представителей даже не пригласили на конференцию в Мюнхене, где решалась судьба Чехословакии, с которой Москва имела договор о взаимопомощи. Это означало падение авторитета Советского Союза в Европе, где весной 1939 года пала Республика Испания — последний союзник Москвы. На этом неблагоприятном для СССР фоне на Запад стала активно проникать информация о многочисленных чистках в Красной армии, на основании чего здесь всё чаще стали говорить о небоеспособности русских. Такова была ситуация на Западе, тогда как на Востоке Советский Союз активно поддерживал Китай оружием и военными специалистами в его тяжёлой и продолжительной борьбе с Японией.

Командующий 1-й армейской группой комкор Георгий Жуков (2-й справа), главком монгольской армии маршал Хорлогийн Чойбалсан (3-й справа), посол СССР в Монголии Иван Иванов (4-й справа)
и командарм 2-го ранга генерал-полковник Григорий Штерн (3-й слева) обсуждают предстоящую операцию во время боёв на Халхин-Голе. 1939 год. Фото Павла Трошкина

В этой ситуации и проходили боевые действия на Халхин-Голе. Причём начались они ещё в мае, за несколько месяцев до начала Второй мировой войны, и завершились к середине сентября, то есть ко времени, когда Польша уже пала жертвой германского вторжения. И хотя эпицентр развернувшихся после 1 сентября 1939 года событий пришёлся главным образом на Запад, немаловажное значение в военном противостоянии имел тогда и Дальневосточный регион. Развернувшиеся там боевые действия стали своего рода катализатором, который, несмотря на огромную удалённость от основного театра военных действий, безусловно, ускорил начало большой войны.
Интересная деталь: 23 августа 1939 года вся японская группировка оказалась окружённой, таким образом, была одержана победа Советского Союза и Монголии над японцами. И в тот же день, 23 августа, Молотовым и Риббентропом был подписан Пакт о ненападении между СССР и Германией, о котором японцы не могли не знать. В этой связи возникает вопрос: не привело ли к столь быстрому окончанию советско-японского конфликта заключение пакта Молотова — Риббентропа? Другими словами, не стал ли пакт одной из причин столь стремительного завершения «малой войны» на Дальнем Востоке?
Полностью отрицать взаимосвязь этих событий трудно, однако следует принимать во внимание, что судьба необъявленной войны на Халхин-Голе решилась за несколько дней до этого — 20 августа, когда по японской группировке был нанесён мощнейший удар и она фактически, если не была уничтожена полностью, то понесла весьма большие потери.

Таким образом, объективно, пакт вряд ли оказал заметное влияние на финал дальневосточных событий.

При этом нельзя не учитывать, что японцы, узнав о советско-германском пакте, пришли в состояние шока, политически запутались, кто на чьей стороне, потому что, готовясь к войне с Советским Союзом, считали Германию своей союзницей. Заключение пакта достаточно сильно дезорганизовало и дезориентировало руководство Страны восходящего солнца. Японское правительство подало в отставку. И надо сказать, что военная победа на Халхин-Голе плюс пакт Молотова — Риббентропа на достаточно длительный период охладили пыл японцев, после чего они уже полностью переключились на «южное направление» — войну в Тихом океане.
С другой стороны, среди факторов, побудивших СССР сделать свой выбор в пользу соглашения с гитлеровской Германией, а не с англо-французским блоком, важное место отводилось учёту безопасности СССР на Дальнем Востоке. И в этой связи война на Халхин-Голе, возможно, стала сильным аргументом в пользу Германии, так как Сталин, убеждённый в том, что Советский Союз существует в чрезвычайно враждебном окружении, своей основной целью сделал обеспечение национальной безопасности страны.

Вячеслав Молотов и Иосиф Сталин. Москва. 1937 год. Фото Анатолия Гаранина / РИА Новости

В течение 1937–1938 годов Советский Союз предлагал Англии, Франции и США организовать коллективные действия против германской экспансии в Европе и японской агрессии в Китае. Но западные демократии тогда ответили категорическим отказом, и Москва оказалась в полной международной изоляции. По-иному прореагировала Германия, когда Молотов 15 августа 1939 года во время беседы с германским послом Шуленбургом поставил перед ним вопрос: «Готово ли германское правительство оказать влияние на Японию в целях улучшения советско-японских отношений и урегулирования пограничных конфликтов?» И уже на следующий день Риббентроп сообщил в Москву свой ответ: «Германия готова использовать своё влияние с целью укрепления российско-японских отношений»¹⁵.
В ночь с 23 на 24 августа, когда проходили советско-германские переговоры, детально обсуждался и японский вопрос. Это нашло отражение в записи состоявшейся беседы: «Министр иностранных дел рейха заявил, что германо-японская дружба никоим образом не направлена против Советского Союза. Мы, например, в состоянии в силу хороших отношений с Японией внести эффективный вклад в урегулирование разногласий между Советским Союзом и Японией. Если господин Сталин и советское правительство этого пожелают, министр иностранных дел рейха готов работать в этом направлении. Он соответственно использует своё влияние на японское правительство и свяжется по этому вопросу с советским представителем в Берлине»¹⁶.
Реакция Сталина на это предложение была молниеносной. Он ответил, что «Советский Союз действительно желал бы улучшения отношений с Японией, но что есть пределы его терпения в отношении японских провокаций. Если Япония желает войны, она может получить её. Советский Союз не боится этого и готов к этому. Если же Япония желает мира — тем лучше». При этом советский лидер подчеркнул, что «считает помощь Германии в достижении улучшения советско-японских отношений полезной, но Советский Союз не желает, чтобы у японцев создалось впечатление, что инициатива в этом направлении исходит из Советского Союза»¹⁷.

Таким образом, подписание Пакта о ненападении с Германией явно способствовало укреплению безопасности Советского Союза в плане его противоборства с Японией.

Такой двусторонний дипломатический шаг стал для этой страны тяжёлым ударом, поскольку, как свидетельствуют документы, японское руководство в течение всего конфликта на Халхин-Голе не оставляло надежды втянуть Германию в войну с СССР. Одновременно с этим разгром японских войск на реке Халхин-Гол так же, как и сближение СССР с Германией, явно побудили японское правительство заключить с СССР в апреле 1941 года Пакт о нейтралитете.
Этот документ не был полностью реализован на практике из-за последовавшего в скором времени после этого вторжения Германии на советскую территорию и целого комплекса других причин. Да и, заключая его в создавшихся условиях, обе стороны до конца и не рассчитывали на эффективность его действия. Однако двусторонние договорённости всё-таки отчасти выполнили своё предназначение, обеспечив вначале выжидательную позицию Японии, а потом и отказ от вступления в войну с СССР на стороне Германии. Так для нашей страны была предотвращена опасность ведения военных действий одновременно на двух фронтах — восточном и западном, что обеспечило нашу победу во Второй мировой войне.
Вот вкратце то, что в первую очередь приходит на память о малоизвестной войне на Халхин-Голе — локальном военном конфликте, как её порой называют, который оказал большое влияние на ход мировой истории.