Один из девяти

Пока же он со всей страстью погрузился в подпольную работу и стал одним из лидеров созданного в Москве в 1897 году «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». От этой организации Вановский и был делегирован товарищами для участия в скромном мероприятии, которому, однако, предстояло войти в мировую историю.
I съезд РСДРП проходил нелегально, программы не выработал, устава не принял (за что Ильич ему потом неустанно пенял), но главную задачу выполнил: официально провозгласил объединение разных пролетарских организаций на основе следования марксистской теории. Вскоре Вановского, как и ещё семерых участников встречи в Минске, арестовали. Суд отправил Александра Алексеевича сначала в Вологду, прозванную за высокую плотность «прогрессивно мыслящих» поселенцев «Северными Афинами», где им дозволено было построить свой дом для собраний и лекций, а затем в Сольвычегодск. Александру там даже понравилось, и в ссылке к нему присоединилась супруга с только что родившейся дочерью Оксаной.
После освобождения в 1903 году Вановский немедленно вернулся к подпольной работе и снова был арестован. Выйти на свободу он сумел только в 1905 году, уже во время Первой русской революции, и сначала перебрался к тестю, жившему тогда в ссылке под Полтавой, а затем в Киев, где погромы и мятежи начинали перерастать в плохо организованное вооружённое восстание. Бывший подпоручик взял на себя военную подготовку киевских меньшевиков и лично возглавил колонну распропагандированного социалистами понтонного полка, вышедшего на улицы Киева вместе с рабочими. Верные правительству войска открыли огонь, восстание захлебнулось, а Вановский оказался на всю жизнь глубоко потрясён видом десятков окровавленных трупов на киевских мостовых...
Спасаясь от ареста, он бежал в Москву, где в революционном запале попытался сагитировать на восстание солдат, находившихся в Покровских казармах, и взять вместе с ними Кремль. Снова ничего не вышло, и Вановскому пришлось уйти в подполье. Скрываясь на конспиративных квартирах, он целыми днями сочинял методички по тактике уличного боя и изготовлению взрывчатки в кустарных условиях (существует даже легенда, что испанским переводом одной из его брошюр пользовался Че Гевара). Задумал «целый трактат о возможности вооружённого восстания» и решил посоветоваться с товарищами по партии. Ленин, ставший к тому времени одним из главных авторитетов среди революционеров, его работу «одобрил, но печатать её нашёл несвоевременным». Вановский согласился, и замечания Владимира Ильича подвигли их обоих к обсуждению стратегии борьбы.

«Когда одумаетесь, приходите!»

Период с 1906 по 1907 год стал временем наиболее интенсивного их общения. Они встречались ещё в Москве, затем оба перебрались в Петербург, а позже вместе с семьями уехали в Финляндию. Вановский вошёл в узкий круг приближённых Ильича, но очень скоро между ними наметились разногласия.
«Я-то пережил киевское восстание, — вспоминал Александр Алексеевич, — на моих глазах — сотни убитых... Надо действовать так, чтобы поменьше жертв, а Ленин как-то об этом не думал. „Да, — говорил он, — ничего не поделаешь. Без жертв ничего не будет“… Он сам не участвовал, он рассуждал как теоретик, сам ни одного восстания не устраивал, не видел, не пережил, поэтому он относился к этому проще».

Выражаясь языком того времени, Александр Алексеевич «стремительно скатывался на позиции меньшевизма», которые к тому же очень скоро оказались дополнены философской, а позже и религиозной мистикой. Главным вопросом для Вановского стало не преобразование общества после неизбежной революции, а то, как она повлияет на Человека. Десятилетия спустя он подробно рассказал советскому журналисту о том, какие изменения претерпевали его собственные взгляды и убеждения и как он начал работу над своей первой книгой, не имеющей отношения к тактике вооружённой борьбы — «Сын человеческий. Выявление скрытого иудейского сюжета трагедии Шекспира „Гамлет“». Вановский резюмировал свои искания простым, но ошеломляющим выводом: «Я дополнил Маркса Шекспиром». Экс-боевик начал «склоняться к мысли, что истинный социализм требует духовного обновления человечества, в силу чего классовая борьба должна быть соединена с борьбой за личность, способную творить новую, более совершенную культуру», и решил, что на этом пора закончить своё участие в революции.

Начало мировой войны он встретил как русский патриот, далёкий от политики, но радеющий за Россию. Добровольно отправился на фронт, где заслужил орден Св. Анны с мечами и бантом, но в 1916 году вдруг оказался очень далеко от окопов — в Хабаровске, в малозаметной должности начальника местной военной радиостанции. Застигшая его там Февральская революция на время вернула Вановского в политику, но ещё больше отдалила от позиции большевиков. Старая революционная выучка, богатый запас теоретических знаний, блестящее знание оппонентов и лично Ленина сделали Александра Алексеевича настолько опасным противником большевиков в Хабаровске, что те приняли решение устранить его. Осуществить это не удалось. В том числе потому, что в августе 1917 года Вановский отправился в Петроград как делегат от Приамурского военного округа. Там он в последний раз встретился с Лениным и принялся убеждать бывшего друга в пагубности идеи мира с Германией. Из своего кабинета вождь выгнал старого друга: «До свиданья! До свиданья! Когда одумаетесь, приходите!»

Потрясённый приёмом, тот вернулся в Хабаровск, где ему сразу было поручено приветствовать представителей американских войск, входивших в город, а когда в 1919 году его попытались мобилизовать в армию Колчака, Александр Алексеевич показал себя настолько неспособным к военной службе «по причине нервного расстройства», что его отправили лечиться в Приморье, на пляжи залива Посьета. Вановскому там не понравилось. Он вернулся в Хабаровск, пожаловавшись на то, что июньское море для него слишком холодное и… получил путёвку на два месяца для восстановления нервов на море тёплом — в Японии. Там он и провёл следующие 48 лет своей жизни.

Шекспир и вулканы

В Иокогаме Вановскому удалось на удивление быстро найти контакты среди японской профессуры, и он принял приглашение занять место преподавателя русского языка и литературы в престижном токийском Университете Васэда. Поначалу темы внеурочных изысканий Александра Алексеевича были непосредственно связаны с русской литературой. Это было естественно — японская интеллигенция, студенты зачитывались трудами наших классиков, а революция стимулировала интерес и к политической жизни ближайшего соседа, и к «загадочной русской душе». Он написан большую статью «Новые данные о влиянии Шекспира на Пушкина. Загадки мести за душу», где попытался разобраться в общности обозначенных гениями религиозно-нравственных проблем.
Однако время шло и, живя в Японии, Вановский неизбежно стал удаляться от берегов европейской философской мысли. Всё больший интерес испытывал он теперь к японской истории и к японской культуре. Особое впечатление на него произвели вулканы, тем более что в первое десятилетие своей жизни на островах ему довелось стать свидетелем нескольких извержений. В поэтическом эссе о священной горе Фудзи  «Огненный богатырь» он в лучших традициях японской пропаганды того времени сравнивал вулкан со стражем счастья и покоя японского народа.
Несмотря на то, что по-японски Александр Алексеевич говорил прекрасно, в научной работе ему не хватало знания письменного языка, и он обратился за помощью в исследованиях к другому эмигранту — бывшему поручику Михаилу Петровичу Григорьеву, блестящему переводчику, гражданину Японии и, судя по косвенным данным, сотруднику японской военной разведки. Григорьев тогда как раз работал над переводом «Кодзики» — священным текстом VIII века о происхождении Японии, и Вановский использовал его труды для своей статьи «Мифология „Кодзики“ и Библия», опубликованной в 1934 году в Париже и получившей благожелательные отзывы Рериха и Бердяева. В 1941-м Александр Алексеевич завершил работу «Вулканы и Солнце», в которой предлагал новое толкование «Кодзики» с точки зрения вулканической природы Японии. Уже после войны книга вызвала бурный восторг японских учёных, изучающих мифологию своей страны. Она с успехом переиздаётся в Японии до сих пор. При этом основная тема исследователя не изменилась: Шекспир и христианство. Этому посвящены его работы «Путь Иисуса от иудаизма к христианству в толковании Шекспира», «Третий завет, или Апокалипсис», уже упоминавшийся «Сын человеческий...» и т. д.

Хотел ли Вановский вернуться? Безусловно. В 1926 году он обратился в советское полпредство с просьбой о предоставлении ему гражданства. Второй секретарь консульского отдела Л. Сверчевский побеседовал с ним и составил многостраничный отчёт, в котором самым подробным образом воспроизвёл жизненный путь кандидата на получение гражданства, начиная с 1905 года и заканчивая их встречей в полпредстве: полная «идеологическая эволюция» Вановского «от участия в вооружённом восстании в 1905 году — к изучению Шекспира, от изучения Шекспира — к участию в империалистической войне во имя защиты культуры царской России».
Не лишённый литературного дара Сверчевский даже дискутировал сам с собой в аналитической записке по этому делу: «Представляет ли в настоящее время ту или иную опасность для СССР возвращение Вановского? На этот вопрос надо ответить утвердительно, и вот почему. Мистические поправки к учению Маркса и Ленина, несомненно, могут прийтись по вкусу и найти себе аудиторию… Особенно это явление возможно в период тех или иных затруднений, перед которыми может оказаться в тот или иной момент наша партия и советская власть...»

«Инвалид революции»

На всякий случай рассматривалась и возможность использования Вановского в Японии для нужд советской разведки. Но здесь была зафиксирована полная бесполезность эмигранта. Казалось, в этом деле поставлена точка, но в жизни Александра Алексеевича это был непопулярный знак препинания. Начальник Сверчевского — советский консул в Токио Лиговский — раскритиковал допросные методы общения с «инвалидом революции», и летом 1927 года Вановский получил советский паспорт. Он даже чуть было не отправился на родину, но сначала в Токио приехала его дочь Оксана. Родившаяся во время его вологодской ссылки, а теперь пережившая Гражданскую войну, взятие большевиками Крыма, работавшая там в статусе «трофейного врача», дважды арестованная и чудом избежавшая расстрела, она рассказала отцу о том, что происходило и происходит в России на самом деле. Возвращаться Вановский передумал. Возможно, поэтому и его реакция на вопрос Владимира Цветова (даже по прошествии времени), не хочет ли он хотя бы на время приехать в СССР, оказалась несколько смятой.
В разговоре Цветов предупредил Вановского, что, в случае приезда того в СССР, он должен будет вспоминать о Ленине. Конечно, исключительно в положительном ключе. «Если что-то против Ленина — нет», — чётко зафиксировал позицию Москвы журналист. И Вановский на встрече с ним как будто тренировался, много говоря о бывшем единомышленнике и разделяя позицию КПСС, но… только во внутренней политике:
«Во-первых, он сохранил государство от распада. Оно распадалось, Керенский не мог сохранить его. Ленин, хотя и жестокими средствами, государство сохранил — это его большая заслуга. Потом его мысль была взять власть в руки, а потом постепенно улучшать положение, постепенно отказаться от террора — это до известной степени партия осуществила. С каждым годом положение в стране улучшается. Всё лучше и лучше. Так что до известной степени он оказался прав.
Но вот теперь, я считаю, положение партии трудное. Дело в том, что Китай получил водородную бомбу. И они давно целят на Дальний Восток. Возможен конфликт. Я считаю, что внутренняя политика партии ведёт страну к подъёму, к возрождению. А внешняя политика, попытки сговориться с Китаем, из чего ничего не выйдет, это опасная политика. Советскому Союзу один на один бороться с Китаем трудно. Так же как Гитлера один на один Сталин не мог бы одолеть. А с помощью Америки и Англии одолел. Объективные обстоятельства внешней политики сейчас таковы, что требуют от Советского Союза не вражды к Америке, а наоборот, дружбы, чтобы соединёнными усилиями не дать развиться китайской агрессии. Исходя из этого, я говорю, что, если партия сразу перейдёт от вражды к дружбе, её будут сразу обвинять в измене, в предательстве. Тут нужна ревизия, какой-то выход. Нужно создание в партии новой фракции, которая взяла бы на себя пересмотр программы и, сохранив социалистическое общество, в то же время изменила бы внешнюю политику. Вы знаете русскую пословицу: „Под лежачий камень вода не течёт“. Но партия — не лежачий камень, а живой организм и подлежит эволюции.
...В Пекине сидят умные люди. Они понимают, что соединяться им с Советским Союзом против Америки нет расчёта, так как это приведёт к ослаблению Китая. Гораздо выгоднее, если Америка столкнётся с Советским Союзом. Тогда обе стороны ослабнут, и они голыми руками возьмут Россию. Поэтому Советскому Союзу нет смысла враждовать с Америкой».
Услышав это, Цветов на время опешил, попытался возражать, а потом, будто вспомнив что-то, вдруг спросил: «Александр Алексеевич, а вот знаете, я слышал от кого-то, что вы поддерживаете связь с кем-то из американского посольства — работником американской разведки. Это правильно?»
Тут пришла очередь замешкаться Вановскому: «Я знаком с русскими американцами, а что они там делают — чёрт их знает. Я не знаю. Один мой ученик был, а так никаких особенных связей у меня нет. Насчёт разведки я совершенно не интересуюсь этим вопросом. Я по-японски не говорю. Никакой от меня пользы не может быть. По-английски тоже не очень…»
Опытный советский журналист понял то же самое, что и дипломат Сверчевский ровно за 40 лет до этого: пускать Вановского на родину нельзя — даже ненадолго, и дальше просто записывал на плёнку… самого себя. Цветов самым обстоятельным образом изложил Вановскому «позицию партии и правительства», завершив разговор, возможно, неожиданным для самого себя выпадом: «Если вы до конца честный и твёрдый человек, эмигрировать нечего. Если вы не согласны с коммунистическим строем, оставайтесь, выступайте против, боритесь — пусть даже вас расстреляют!»
Не расстреляли.
28 ноября 1967 года Александр Вановский потерял сознание и попал в больницу. Когда 16 декабря он скончался, японские друзья исполнили его завещание – похоронили старого революционера у подножия горы Такао неподалёку от Токио.

Надпись на памятнике выбили на русском языке, чтобы те русские, что окажутся в этих местах, легко могли найти его могилу. Но когда мы пришли туда в ноябре 2022-го, это оказалось невозможно. По истечении полувека после захоронения могила одного из девяти основателей РСДРП была признана бесхозной и уничтожена. Осталась лишь поминальная табличка за спиной у огромного лежачего Будды, бесстрастно взирающего на очередные войны, революции и юбилеи…