Партия здравого смысла

17 Октября 1905 года. Художник Илья Репин. 1907 год

НИНА ХАЙЛОВА,
доктор исторических наук, Институт российской истории РАН

В условиях российской Смуты начала ХХ века в отечественном либерализме выкристаллизовалось особое, центристское, течение¹. Свой отпечаток на трансформацию либерализма, а также его восприятие накладывало и стремительно меняющееся время…

«Люди больше всего на свете любят наклеить на другого человека ярлык, который раз и навсегда освобождает их от необходимости думать», — это наблюдение английского писателя У. С. Моэма вполне применимо к злоключениям термина «либерал» в российских реалиях рубежа ХIX–ХХ веков. Трактовка либерализма как «свободомыслия» всегда вмещала в себя разные смыслы, создавая условия для политического манипулирования. А представление о неизменном ядре самого явления затуманивало различия его национальных вариантов.

Идеалы и действительность

Наиболее заметной вехой в эволюции российского либерализма стала деятельность Партии демократических реформ (далее — ПДР) и Партии мирного обновления (далее — ПМО) в 1906–1907 годах, думской фракции прогрессистов (в III и IV Государственной думе), а также Партии прогрессистов (1912). Эти политические объединения занимали, по определению современников, промежуточное положение в либеральном центре между кадетами и октябристами. Хотя сами идеологи «срединного» течения нередко определяли свою позицию как внепартийную, или надпартийную, а своих единомышленников характеризовали как «партию здравого смысла»².

Попытка раскрыть сущность общественного идеала лидеров либералов-центристов связана с неизбежностью его соотнесения (и определённого разграничения) с соответствующими представлениями соратников П. Н. Милюкова и А. И. Гучкова. Но прежде всего следует обратиться к истокам либерального центризма. Несмотря на то, что организационно он оформился в период Первой российской революции, идеи и практики «juste-milieu» (средний путь — фр.), связанные с развитием либерализма в Западной Европе и США, находили отклик в России на протяжении ХIX столетия. Сторонники умеренных реформ усваивали либеральный опыт Запада в единстве свободы и ответственности, терпимости и компромисса. Непременным условием мирного обновления России признавалось введение её в европейское пространство³. Не случайно в отечественной периодике, откликнувшейся на реформаторские искания ХIX века, заметный след оставили два «Вестника Европы». Журнал М. М. Стасюлевича (1826–1911), воспринявший при Александре II эстафету от издания Н. М. Карамзина — М. Т. Каченовского, сыграл признанную роль в становлении российского «общества» и отечественного либерализма. Флагманскую позицию в консолидации российских либералов, в генерировании их базовых ориентиров и ценностей занимала также газета «Русские ведомости». В период Первой российской революции именно эти издания стали опорными пунктами либерального центризма.

ПДР была образована в Петербурге по инициативе видного экономиста и общественного деятеля А. С. Посникова (1845–1922), сыгравшего в 1890-е годы ключевую роль в определении направления «Русских ведомостей», а председателем бюро партии был избран К. К. Арсеньев (1837–1919), авторитетный публицист, ближайший сподвижник М. М. Стасюлевича. Что касается московских демреформаторов, то они объединились вокруг редакции «Русских ведомостей», а их лидером стал В. Ю. Скалон (1846–1907), на протяжении ряда лет (до 1906 г.) один из редакторов газеты.

Вечная тема «идеалы и действительность» была актуализирована сторонниками «золотой середины» в «трудные» (по определению А. Д. Градовского) 1870-е годы, когда России пришлось пережить глубокий экономический кризис и рост оппозиционных настроений. В ту пору на очередном распутье оказалась не только российская, но и западная научно-общественная мысль. Распространялось мнение о несостоятельности господствовавших идеалов «наилучшего общественного устройства» («буржуазного» и «социалистического»). Знакомя читателей с рядом новейших реформаторских концепций, лидеры отечественной либеральной прессы фактически создавали собственный проект будущей России. Сторонники органической эволюции, с учётом реалий места и времени, они предлагали при выборе ориентиров политических и социально-экономических преобразований руководствоваться здравым смыслом (в единстве разума, гуманизма и солидарности), стремиться к постепенному обновлению общества, а не к пересозданию его (всеобъемлющему и немедленному) на совершенно новых началах.

Характерен опыт «Вестника Европы», на протяжении 1874 года представлявшего взгляды английского философа Дж. Ст. Милля, одного из лидеров «просвещённой демократии», или «прогрессивного либерализма»⁴, а также разъяснявшего суть теории немецкого экономиста Генриха Мауруса⁵. Созвучным психологическому настрою и мировоззренческим установкам членов редакционного круга издания был «беспристрастный, искренний и примирительный тон» сочинений Милля, чьим жизненным принципом была «умеренность во всём». Они разделяли тезис учёного о том, что истина определяется не иначе как путём борьбы противоположных мнений, а всякое властное вмешательство в подобные споры только усиливает партийную страстность, губительную для развития страны⁶.

«Вестник Европы» стремился донести до заинтересованной аудитории убеждённость Милля в том, что высшей ценностью является «свобода Личности, непременно основанная на чувстве социальной ответственности, представлениях о совести, справедливости, равенстве»⁷.

Подчёркивалось при этом, что Милль предвидел опасность превращения стремления к развитию общественного чувства в орудие подавления личной свободы, однако настаивал на необходимости дальнейшего распространения общественной солидарности, пока существуют нищета, болезни и другие беды «переходного времени», которые могут быть устранены («хотя медленно и не отовсюду») путём реформ общественных и политических учреждений, распространения образования⁸.

Среди приведённых в «Вестнике Европы» практически значимых выводов учёного — уверенность в способности человека к нравственному совершенствованию, признание роли религии в этом процессе, а также мысль о безусловном влиянии великих людей и правительств на общественный прогресс⁹.

«…без всяких привилегий и пристрастий»

Либеральное издание выделяло предложения Милля и Мауруса по защите экономических интересов личности, подчёркивая, что эти деятели науки, являясь приверженцами принципа частной собственности, вовсе не идеализировали её и признавали, что «в коммунистических и социалистических системах есть много полезных мыслей для человеческого существования»¹⁰. Провозглашённая ими цель общественного развития — открытие дороги к благосостоянию путём изменения сложившегося отношения к собственности, законов «распределения богатства», а также внедрения новой организации труда, повышения образовательного уровня и развития «нравственных качеств» рабочих, усиления фактора доверия и сотрудничества между участниками трудового процесса.

В этой парадигме — на признании принципов личной свободы, равной справедливости и права производителя труда на свои результаты — во второй половине ХIX века развивалась и российская либеральная мысль. Своего рода манифестом можно считать статью А. Д. Градовского «Значение идеала в общественной жизни», опубликованную в «Вестнике Европы» в 1877 году. По мнению автора, идеал — это нравственно преображённая Личность («в нашем “я” должно искать истинных мотивов общественного движения»¹¹).

Чтение манифеста (Освобождение крестьян). Художник Борис Кустодиев. 1907 год

Подтверждением достижимости подобной цели либералы-центристы считали, в частности, опыт отмены крепостного права в России — мирным путём, по доброй воле правительства и дворянства, побуждаемых к переменам обществом. Подобный акцент присутствовал в книге «Падение крепостного права в России» (1882), которая во многом определила основы отечественной историографии Крестьянской реформы 1861 года. Её автор, экономист и публицист И. И. Иванюков, один из основателей ПДР в 1906 году, отводил решающую роль в общественном развитии влиянию «гуманно-нравственных идей»¹². Либералы-центристы оценивали освобождение крестьян при Александре II как первый шаг к «обеспечению человеческой личности». И полагали, что и в преобразованиях начала ХХ века следовало сохранять курс Великих реформ — продолжать «раскрепощение личности, самостоятельную переработку лучших созданий европейской цивилизации, усовершенствование “всесословно-общественного” строя, согласование народных и общечеловеческих, нравственных и общественных идеалов»¹³.

Масштабное исследование «нравственного смысла жизни» предпринял Вл. С. Соловьёв в своём главном труде «Оправдание добра» (1897). Любимец редакторского круга «Вестника Европы»¹⁴, он публиковал в журнале отдельные главы книги.

Уже в первые пореформенные десятилетия деятели круга «Вестника Европы» заложили основы «нового либерализма» в России, сочетая стремление к политической свободе с глубокой и настойчивой проповедью социальных реформ¹⁵. Дорожа преемственностью традиции русской общественной мысли (верность гуманистическим, демократическим ценностям), они вместе с тем заимствовали новейшие «наработки» европейского постклассического либерализма. В логику последнего вписывался немецкий катедер-социализм, наложивший определённый отпечаток на взгляды российских либералов¹⁶.

Сочувствуя социализму как уклону в развитии общественной мысли, патриархи либерального центризма в то же время предостерегали от чрезмерного увлечения социалистическими идеями, от упований на скорую гибель капитализма¹⁷. С глубоким вниманием они отнеслись к опыту западноевропейской социал-демократии конца XIX века, толковавшей социализм, прежде всего, как политику социальных реформ и уже добившейся к тому времени усиления «социально-служебной» роли государства.

Среди многочисленных признаний здравомыслия лидеров либерального центризма — характеристика К. К. Арсеньева, принадлежащая Вл. М. Гессену. Он отмечал, что идеолог «Вестника Европы» никогда не сходил с «реальной почвы ощутимого и возможного»¹⁸. Именно перу Арсеньева принадлежала первая программная декларация российских либералов, опубликованная в «Вестнике Европы» в 1882 году¹⁹. Её характерная черта — признание несовместимости концепции классического («буржуазного») либерализма с российской «почвой». Не случайно в текстах журнала (и не только в нём) само слово «либерал», применявшееся к отечественным реалиям, нередко брали в кавычки, подчёркивая условность этого термина применительно к России.

«Во имя свободы и самостоятельности»

Заседание земских и городских деятелей. Москва. 1905 год

Многочисленные примеры, характеризующие влияние будущих лидеров либералов-центристов на укрепление положения земского либерализма в 1890-е годы, а также их особое место и роль в работе земских съездов 1902–1905 годов — всё это говорит о том, что на рубеже ХIX–ХХ веков деятельность этой группы единомышленников (к тому времени демонстрировавшей тенденцию к организационному самоопределению) перешла уже в сферу публичной политики. В начале ХХ века они предпринимали конкретные шаги для воздействия на ситуацию в стране. В обстановке нарастания революции «зерно» либерального идеала дало «всходы» в виде различных вариантов партийных программ (кадетской, октябристской и др.). Особенности этих версий корневой матрицы российского либерализма определялись в ходе дискуссий о её практическом применении. Хранителями же основополагающих ценностей отечественного либерализма по-прежнему (вплоть до 1917 года включительно) оставались патриархи либерального движения и их ближайшие соратники.

Деятелей либеральной «середины» объединяло нечто большее, чем сходство программ и взглядов на партийное строительство. Это — общее миропонимание и мироощущение, выразившееся в трактовке понятия «мирное обновление». Организаторы ПДР и ПМО вкладывали свой смысл в определение того, что есть «мир» — это порядок, при котором люди должны «жить, управлять и добиваться своего или общего права не силой, а по закону», то есть «по обновлённому русскому закону и по старому закону Божию, который сказал всем людям и навсегда “не убий”».

Не раз, обращаясь к политическим деятелям, Е. Н. Трубецкой призывал: «Если вы хотите послужить миру в России, провозгласите начало ценности человеческой жизни во всей его широте, не терпящей ограничения». По его словам, «обновление России должно быть её очеловечением», а «в её государственной и общественной жизни должны быть осуществлены сверхнародные, общечеловеческие нравственные начала». Как ничем не оправданную жестокость либералы-центристы воспринимали смертную казнь. На всех доступных им площадках, включая Государственную думу, либералы-центристы последовательно выступали за её отмену.

Отвергая упреки в утопизме, идеологи либерального центризма отдавали себе отчёт в том, что социальная борьба не прекратится и после проведения в жизнь конституционных начал и самых широких преобразований. «Эта борьба будет продолжаться, но для неё будет отведено законное русло, — разъяснял Е. Н. Трубецкой в конце 1906 года. — Задача ближайшего будущего — не в том, чтобы превратить Россию в рай, а в том, чтобы помешать ей превратиться в ад... Мир должен выразиться прежде всего в прекращении междоусобия. Мир племенной, мир классовый, мир международный — вот цель наших стремлений»²⁰ .

«Мы — люди порядка и настроены против нарушения мира, откуда бы оно ни исходило»²¹, — не раз заявлял и лидер ПДР М. М. Ковалевский. Тема ненасилия обусловила популярность у либералов-центристов взглядов Л. Н. Толстого²². Однако постулирование этой группой деятелей примата мирных способов преобразования общества не следует трактовать упрощённо и прямолинейно. Дискутируя по данному вопросу с Е. Н. Трубецким, лидеры ПДР подчёркивали: «Нельзя увлекаться лозунгом мира. Лозунгом должна быть “борьба”, не какая-то “мирная”, а “бескровная, культурная” Это будет вернее»²³.

В этом смысле примечательны взгляды кн. В. М. Голицына, в 1898–1905 годах московского городского головы, а в 1906–1908-х — председателя московского Клуба независимых, близкого к ПМО. «Люди могут всё прощать — и должны это делать по точному смыслу христианства — какие бы обиды они ни наносили друг другу. Но народы вряд ли могут прощать ошибки, обманы и злодеяния ответственным перед ним правителям и монархам»²⁴, — записал князь в дневнике в октябре 1914 года. Он признавал, что допускает только один род борьбы: «Это — восстание народа во имя свободы и самостоятельности»²⁵. При этом Голицын всегда считал тупиковой тактику крайних радикалов, поскольку «насилие никогда не побеждает зло», «оно всегда бессильно… и в насаждении блага»²⁶. «Вся наша сила в убеждении и слове… Парламентская трибуна — кафедра, которой нет равной»²⁷, — подчёркивал М. М. Ковалевский особое значение работы в органах народного представительства.

Центральный комитет Партии Мирного обновления. Сидят: А. С. Вишнякoв, М. А. Стaxoвич, Д. Н. Шипoв, гp. П. А. Гeйдeн, Н. Д. Бaйдaк, И. Н. Ефpeмoв, Н. Н. Львoв и кн. Е. Н. Тpубeцкoй. Стoят: А. А. Ячeвcкий,
гp. Э. П. Бeннигceн, Е. М. Дeмeнтьeв, Н. Н. Кoкoвцoв и П. П. Рябушинcкий. 1906 год

Характерная для организаторов ПДР и ПМО принципиальная убеждённость в необходимости мирного обновления России была основана на их жизненном и научном опыте. Отсюда же — и постоянная саморефлексия старейшин либерального центра, отсутствие претензий на обладание истиной «в последней инстанции», стремление убедить соратников не переоценивать спасительный потенциал партийных установок²⁸. В результате же это положительное человеческое свойство обернулось против либералов-центристов как политиков.

То же можно сказать по поводу ещё одной отличительной черты лидеров либерального центра — мощной этической составляющей их взглядов. Её проявления давали повод для восприятия центристов как наиболее «чистого» типа политиков-либералов, ценящих «выше всего, даже выше реального успеха, именно безупречность как в нравственности, так и в политике»²⁹.

Стремление к неукоснительному соблюдению норм морали, к защите прав и свобод личности в профессиональной и общественной деятельности, в политике — всё это обусловило неприятие идеологами либерального центризма принуждения и насилия, в том числе партийного диктата. Лидеры ПДР, ссылаясь на кризис западной модели массовой централизованной партии, обосновывали бесперспективность заимствования этого опыта в России. И предложили модель партии «нового типа», разновидность сетевой структуры с гибкой системой партийного членства, значительной самостоятельностью местных отделений, взаимодействием со всеми конструктивно мыслящими деятелями и группами. Вплоть до Октября 1917 года политические объединения либералов-центристов представляли собой площадки для апробации такого подхода к партийному строительству.

«Забег на длинную дистанцию»

Подсчёт голосов на выборах в I Государственную думу в Народном доме Л. Н. Нобеля.
20 марта 1906 года

Традиционные формальные характеристики политических партий (численность, социальный состав) в случае либерального центра немного значат. Однако «было бы ошибкой недооценивать ту, казалось бы, эфемерную силу, которая за ними стояла»³⁰. Рассчитывая прежде всего на электоральную поддержку, прогрессисты делали ставку на авторитет лидеров и влияние собственных печатных органов. И такой подход оправдывал себя.

Отмечая заметное влияние ПМО, «партии аристократов духа и мысли», современники признавали, что к мнению лидеров «центровиков» прислушивались «не только не менее, а, пожалуй, больше, чем к господствующим партиям», в том числе и принципиальные противники легальной мирной эволюции³¹. Характерно, что В. И. Ленин, откликнувшись на смерть организатора ПМО графа П. А. Гейдена как на повод для очередного манифеста, предупреждал об «опасном идейном влиянии» деятелей типа Гейдена («типичного контрреволюционного помещика»), а также «буржуазной интеллигенции, возводящей своё межклассовое положение в принцип внеклассовых партий и внеклассовой политики». Вождь большевиков предупреждал соратников: «Тут и только тут есть налицо заражение широких масс, способное принести действительный вред, требующее напряжения всех сил социализма для борьбы с этой отравой»³².

Примечательно: за демонстративным подчёркиванием кадетским и октябристским руководством «ничтожества» партий либерального центра скрывалось отношение к последним как к реальным политическим конкурентам. Обоснованность этих опасений подтвердилась в период выборов и работы III и IV Думы.

Что касается отношения центристов к соседям по либеральному лагерю, то поводом для дистанцирования от них стали склонность кадетов к поддержке крайних левых партий и проправительственные настроения в рядах октябристов. Однозначно осуждая революционный террор, деятели либеральной «середины» неизменно заявляли и о недопустимости административного самоволия. Именно так они трактовали методы реализации столыпинской аграрной реформы, выступая с резкой критикой стремления власти обновлять русскую деревню по принципу «помогай сильному, оставляй слабого на произвол судьбы»³³.

Народная столовая Михаила Рябушинского. Москва. 1900-е годы

Ранее отстаивание интересов широких крестьянских масс нашло отражение в аграрной программе ПДР. Этот документ оказал влияние на оформление подобных программ ряда партий, в том числе кадетской. Именно благодаря стараниям депутата-демреформатора М. М. Ковалевского внимание I Думы было обращено на рабочий вопрос. Традиция заступничества, всегда отличавшая лидеров либерального центризма, проявлялась в широком диапазоне: они призывали власть к правовым методам борьбы с политическим инакомыслием и милосердию к тем, кто попал под колесо истории. Насыщенная адвокатская и судебная практика, выступления в печати в защиту гонимых и преследуемых, реальная помощь последним обеспечили Д. В. Стасову, К. К. Арсеньеву, Н. В. Давыдову, М. М. Ковалевскому, В. Д. Кузьмину-Караваеву искреннюю благодарность многих современников.

Ещё одна характерная черта идеологов либерального «центра» — акцент на исключительной ценности культуры. Упорными, разнообразными и плодотворными трудами, в том числе на ниве образования, видные деятели либерального центризма на протяжении ряда десятилетий отстаивали приоритет этого направления в воспитании нравственной Личности. «Блюдите культуру!» — с таким призывом Г. Н. Трубецкой, бывший мирнообновленец, обратился и к делегатам Русского зарубежного съезда, состоявшегося в 1926 году в Париже³⁴.

Центристы выделялись среди других либералов особым вниманием и к церковно-религиозному вопросу. Их представители внесли значимый вклад в становление христианского (этического) либерализма, феномена российской политической культуры начала ХХ века³⁵. Задача «возрождения истинного христианства» рассматривалась как средство для «практической реформы жизни», а становление «нового религиозного сознания» считалось предпосылкой утверждения новой политической культуры на фундаменте гуманизма.
Показательна история журнала «Московский еженедельник» во главе с Е. Н. Трубецким. Философ-политик выражал общую позицию издания: политические режимы и их атрибуты преходящи, исторически изменчивы, а вечными и всечеловеческими являются ценности христианские. Отметим также старообрядческую компоненту во взглядах П. П. Рябушинского и ряда других московских промышленников, причастных к образованию Партии прогрессистов. Упомянем и участие в начале 1920-х годов бывшего демреформатора С. Д. Урусова в деятельности, направленной на сближение православных и католиков ³⁶. Идеологи либерального центризма (независимо от степени воцерковлённости) воплотили в своей общественно-политической деятельности духовные мотивы. Этим можно объяснить их самоотверженное общественное служение, искреннее стремление «созидать непреходящее и существенное» в самых сложных обстоятельствах.

Деятели либерального центра выделялись в освободительном движении готовностью к консолидации, поиском не врагов, но — сподвижников. Краеугольным камнем их убеждений была уверенность в неразделимости личных и общественных идеалов, личного и общественного совершенствования. Показательна дискуссия между либералами-центристами в связи с выходом сборника «Вехи»: с одной стороны — бывшие демреформаторы М. М. Ковалевский и К. К. Арсеньев («контрвеховцы»), с другой — мирнообновленец Е. Н. Трубецкой. По-разному расставляя акценты, они, по сути, продолжали углублять «русло» либерального центризма, поскольку «высвечивали» разные (взаимодополняющие) свойства общелиберального ядра. Так, Е. Н. Трубецкой трактовал призыв «веховцев» к самосовершенствованию личности как утверждение приоритета свободы — «ибо без свободы нет ни совершенства личности, ни даже самой личности»³⁷. Разделяя эту мысль, К. К. Арсеньев и М. М. Ковалевский решительно выступили лишь против категоричного противопоставления «индивидуального коллективному». По словам М. М. Ковалевского, «прогресс личности немыслим без прогресса общественности», а будущее человечества зависит от согласования двух не противоречащих друг другу начал — свободы и равенства, а также тесно связанной с ними общественной солидарности³⁸.
Лидеры либерального центризма видели главную проблему переустройства общества в нравственном состоянии всех участников общественно-государственной жизни: власти, либеральной оппозиции, революционных сил и, наконец, народных масс. Показательна в этом отношении статья Е. Н. Трубецкого «Облик и зеркало», опубликованная в конце августа 1906 года. Начиналась она с постановки вопроса: «Нужно выяснить те наши общественные недостатки, которыми обусловливается самая возможность существования такого правительства». Автор подчёркивал, что именно отсутствие нравственных связей, которые сплачивают людей, позволяло самодержавию удерживать свои позиции. Последнее же, по словам мирнообновленца Н. Ф. Румянцева, направляло усилия к тому, чтобы «окончательно дискредитировать и уничтожить в стране все способы, которые помогли бы личности общественно воспитаться» ³⁹. В трактовке Е. Н. Трубецкого, революция — порождение анархической и рабской, в сущности, среды: «Мы всё ещё пребываем в состоянии разобщения, дезорганизации, а потому не можем отделаться от сросшегося с нашей общественной психикой рабства»⁴⁰.

«В России вообще вряд ли в скором времени установится какой-либо прочный порядок, ибо главная болезнь, которою мы страдаем, — крайне низкий нравственный уровень, хамство не поддаётся быстрому излечению; непрочность “старого порядка” обусловливается тем, что главная опора его — наёмный льстец, всегда готовый продать за грош. Слабость же революции в том, что её опора у нас — возмутившийся раб, который сегодня готов топтать ногами своего господина, а завтра будет валяться у него в ногах. (…) Хамство есть элемент анархический, и всё, что на нём строится, непрестанно рушится: вот почему у нас всё заражено анархией», — провидчески замечал Е. Н. Трубецкой. Он и его единомышленники отдавали себе отчёт в многотрудности предстоявшей работы по исправлению нравов, которая выходила далеко за пределы политического. Отсюда — их взгляд на мирное обновление страны как на своего рода забег на длинную дистанцию.

«Тени грядущего»

Молебен по случаю посещения IV Государственной думы императором Николаем II.
9 февраля 1916 года

Либералов-центристов всех поколений отличало признание важной роли верховной власти, стремление к сотрудничеству с ней. В отличие от кадетской программы, открывавшейся разделом «Основные права граждан», программа демреформаторов начиналась с изложения взглядов партии на государственное устройство. Либералы-центристы возлагали на государство обеспечение главного условия реализации своего общественного идеала — гарантий прав и свобод Личности. «В массе бесправной нет соединения; в ней, напротив, всё идёт враздробь, всякий ставит себя единственной целью своего существования», — подчёркивалось в «Вестнике Европы». «Личное достоинство человека, высоко ценимое им самим, признанное обществом, обеспеченное государством», — определяя подобным образом «альфу и омегу» учения А. Д. Градовского, К. К. Арсеньев обозначал идеал своих единомышленников⁴¹.

Забота либералов-центристов об укреплении могущества России усиливалась в предчувствии грядущих мировых конфликтов. В результате к началу 1910-х в рамках прогрессизма заявил о себе российский вариант национал-либерализма. В его основу была положена концепция «Великой России», разработанная и представленная П. Б. Струве в 1908 году. Идея «Великой России» стала тем «возвышенным и объединяющим началом», которое, по мысли С. А. Котляревского, должно было, наряду с умеренностью программных установок, обеспечить успех новой партийной структуры — Партии прогрессистов, возглавляемой передовыми представителями торгово-промышленного класса (П. П. Рябушинский, А. И. Коновалов, С. И. Четвериков и др.)⁴².

Рупором национал-либерализма стали газеты «Русская молва», «Утро России». Идеологи прогрессистской прессы пытались внушить соотечественникам веру в будущее России, подчёркивали огромный внутренний потенциал страны: «Мы не можем и не должны жить только отражённым светом западной культуры, завистливым созерцанием чужих успехов. … Пора почувствовать себя хозяевами своей работы, кузнецами своего счастья».
Призывая сограждан «перестать чувствовать себя чужими в своей земле», А. М. Рыкачёв, один из ближайших сподвижников П. Б. Струве, заявлял: «Всё, что есть в России хорошего и дурного, всё это наше, за всё это мы несём ответственность… Все, что казалось недавно, а порой ещё кажется и теперь, далёким от нас, соединено с нами внутренней связью органического родства. Русская армия — это не чуждая нам, обособленная каста, а наша армия. Русский суд — это не “шемякин суд“, а наш суд, одно из проявлений нашего родного духа, искажённое извне, но здоровое внутри. Русское внешнее могущество — это не тщеславная прихоть бюрократии, это наша сила и наша радость»⁴³.
Вместе с тем К. К. Арсеньев, Е. Н. Трубецкой и их единомышленники были всерьёз обеспокоены ростом националистических настроений в среде прогрессистов в период Первой мировой войны. Они предупреждали идеологов «Утра России» об опасности «поглощения либерализма национализмом»⁴⁴, обосновывали недопустимость спора между народами о первенстве и преимуществах. Тогда же М. М. Ковалевский и
И. Н. Ефремов продолжали участвовать в пацифистском движении. Их имена вошли в историю международного движения за мир ⁴⁵. Стремление к мирному решению проблем, установлению доверия и гармонии было для либералов-центристов приоритетным в вопросах как внутренней, так и внешней политики.

Типография Рябушинского «Утро России». Москва 1907-1908 годы

Несмотря на усиление оппозиционной риторики прогрессистов в IV Думе, их лидеры вплоть до революционного взрыва в Петрограде в феврале 1917-го пытались пройти «по лезвию ножа». С одной стороны, прикладывали усилия к мобилизации общества и Думы с целью давления на правительство. Прогрессивный блок, образованный в августе 1915 года во многом благодаря инициативе и энергии видных деятелей либерального центризма, фактически стал реализацией идеи создания «конституционного центра», провозглашённой демреформаторами ещё весной 1906 года, в преддверии начала работы I Думы. С другой стороны, либералы-центристы не оставляли надежд на компромисс между властью и обществом, на образование правительства, ответственного перед Думой. Возможность сотрудничества с властью не перечёркивалась самыми радикальными выступлениями И. Н. Ефремова, А. И. Коновалова, П. П. Рябушинского.

Предложенные либералами-центристами подходы к общественным преобразованиям находили отклик в стране. Об этом свидетельствовало сплочение их единомышленников, наиболее зримо проявлявшееся в России в ходе избирательных кампаний в Государственную думу. Подобное наблюдалось и в 1917 году.

Общественный идеал либералов-центристов актуален и в наши дни. Хотя их мысли по поводу путей общественного переустройства, а также политический опыт по-прежнему воспринимаются в лучшем случае как «тени грядущего»⁴⁶...