«Русские жертвы славянской войны»

Общественный деятель Саратова И. Я. Славин написал в 1911 году небольшую заметку в газету «Волга» — «Памяти саратовских добровольцев»¹. Это был отклик на 35-летний юбилей Сербо-турецкой войны 1876 года и участие в ней добровольцев из России. Автор называл их «русскими жертвами славянской войны», высоко оценивал подвиг борьбы и жертвенной смерти «за други своя» и сожалел, что история добровольческого движения 1876 года в Саратовской губернии ещё не написана. К сожалению, и за прошедшее столетие ситуация не изменилась.
Все события национального движения балканских народов (восстание в Боснии и Герцеговине 1875 года, Апрельское восстание в Болгарии 1876 года, Сербо-черногорско-турецкая война 1876 года) нашли поддержку в России. Российское общество было охвачено единым порывом к деятельной помощи «братьям-славянам». Славянская тема стала основной на страницах прессы, о бедствиях православного населения Балкан говорили священники в проповедях, общественные и сословные организации вели масштабный сбор пожертвований на нужды пострадавших от карательных акций Османской империи.

«…широкое народное стремление»

ОТЪЕЗД РУССКИХ ДОБРОВОЛЬЦЕВ В СЕРБИЮ. РИСУНОК С ГРАВЮРЫ К. ВЕЙЕРМАНА. 1876 ГОД

Значительное число представителей российского общества, сочувствовавших и сопереживавших славянской борьбе за свободу, отправилось на фронты Сербо-турецкой войны 1876 года. Движение русских добровольцев стало памятником героизму и человеколюбию, гимном бескорыстному подвигу во имя справедливости, неожиданным исполнением в «железный девятнадцатый век» евангельского призыва к самопожертвованию и бескорыстной любви, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».
Современные сербские историки признают ключевую — героическую и жертвенную — роль подвига русских добровольцев в славянской борьбе 1870-х годов. С. Раич отметила, что княжество Сербия объявило войну Османской империи при том, что не было к ней готово в военном и финансовом отношении, «разрывалось между историческим обязательством защищать своих бесправных братьев и тем фактом, что вся дипломатия и официальные лица советовали ему сохранять мир». В таких обстоятельствах моральная и материальная помощь русского народа имела огромное значение. Исследовательница признаёт, что русские отряды добровольцев во главе с генералом М. Г. Черняевым были основной действующей силой в Первой Сербо-турецкой войне, и пишет о «величии жертвы в схватке, превосходившей человеческие силы»². Профессор Белградского университета А. Тимофеев рассматривает русское добровольческое движение в Сербии как исключительное явление в истории русского общества (волонтёрство за пределами России) и оценивает его как «широкое народное стремление, а не государственное намерение»³.
Добровольческое движение 1876 года нашло отклик во всех частях России. В Саратове в силу разных причин развернувшееся движение имело значительные масштабы и хорошую организацию. Немаловажную роль играли личные контакты саратовского губернатора М. Н. Галкина-Враского и других должностных лиц и общественных деятелей Саратова с признанными лидерами славянского движения — руководителем Московского славянского комитета И. С. Аксаковым, российским послом в Константинополе Н. П. Игнатьевым и генералом М. Г. Черняевым, возглавившим Тимокско-Моравскую армию во время Сербо-турецкой войны.
На 1876 год, как было выяснено крупнейшим специалистом по истории славянских комитетов С. А. Никитиным, пришёлся пик общественной активности, связанной с открытием их местных отделений. В 1875–1876 годах главной задачей был сбор материальных и денежных пожертвований на нужды герцеговинских и болгарских повстанцев, беженцев и пострадавших от карательных акций в Османской империи, а также на вооружение и отправку русских добровольцев для участия в Сербо-турецкой войне. В различных городах Российской империи стали стихийно складываться группы по организации сбора пожертвований. Подчас их лидеры ставили вопрос о легализации в качестве ответвлений славянских комитетов (как правило, московского или петербургского). С. А. Никитин среди нелегализованных местных «славянских комитетов» называет и саратовский.
По поводу состава «Саратовского славянского комитета» можно сказать, что в качестве наиболее влиятельных лиц рассматривались сотрудники местной прессы, священники, деятели общественных, сословных и благотворительных организаций. Важным центром славянской благотворительности в Саратове стало местное отделение Общества попечения о больных и раненых воинах (впоследствии — Российский Красный Крест), которое развернуло целую программу сбора пожертвований. Председателем местного управления Общества был губернатор М. Н. Галкин-Враский, и летом 1876 года он даже ставил вопрос об организации саратовского подвижного лазарета для отправки в Сербию⁴. Деятельную позицию занял также Дамский комитет попечительства о бедных, почётным попечителем которого был губернатор, председательницей — О. К. Рейтерн, а среди его членов присутствовали жёны многих чиновников губернского города, в том числе и жена саратовского городского головы А. А. Недошивина. Дамский комитет курировал сразу несколько дамских кружков, открывших в Саратове пункты по сбору вещевых и денежных пожертвований славянам⁵. В среде саратовского дворянства вёл активную агитацию за славянскую благотворительность уездный предводитель А. И. Шахматов, убеждавший, что «каждый грош и каждая гривна пожертвований в массе своей могут составить ощутимые приращения к прочим пожертвованиям»⁶.
Важную роль в формировании сочувственного отношения населения Саратова к славянской борьбе за свободу сыграли проповеди православных священников. Речи епископа Саратовского и Царицынского Тихона были составлены простым и доступным для понимания языком, в ярких красках обрисовывая мрачные картины насилия над православными братьями-славянами, и всегда завершались призывами к посильным пожертвованиям.

«…устлали своими костями путь от Дуная до Царьграда»

ПРИЕЗД РУССКИХ ДОБРОВОЛЬЦЕВ В СЕМЕНДРИЮ. ГРАВЮРА О. МАЯ. 1876 ГОД

Общественный подъём поддерживался газетными публикациями о тяжёлой доле южных славян и невиданной жестокости в подавлении их восстаний. Первую скрипку в Саратовской губернии играла именно местная пресса. Особенно выделялись публицистические материалы, с которыми выступал на страницах «Саратовского справочного листка» И. П. Горизонтов. В прессе часто печатались воззвания к местному населению. Из номера в номер «Саратовский справочный листок» помещал объявления о спектаклях в пользу южных славян, «кружечных сборах» и т. п.
Славянские комитеты распространяли по всей России печатные воззвания с текстами, подобными тому, что сохранился в одном их фондов Государственного архива Саратовской области:
«Турки озлоблены тем, что восстание не прекращается… До шестидесяти тысяч мирных жителей в короткое время преданы самым ужаснейшим видам смерти и кровь их понапрасну вопиёт к турецкому правосудию, нимало не смущающемуся заступничеством за христиан долготерпеливой Европы… Пора, наконец, не дозволять обольщать себя европейскими баснями о славянах, которые будто бы до того отупели, что даже и немного чувствуют, когда их кидают в огонь или сажают на кол! Пора, доучившись, хоть поздно, вразумить и других, что славянское дело — святое и разумное дело, на которое стоит жертвовать… Люди, беспрестанно толкующие о человечестве, его преуспеянии, о благих плодах образованности, пусть поймут, наконец, что всё это лишь слова, если можно равнодушно сносить то, что делается теперь на востоке. Если Запад фарисейски суёт на вид эти выспренные слова и в то же время, на деле пропитанный себялюбием, преспокойно их попирает ногами, то пусть же их снова поднимем мы, — младшие в европейской семье пусть спасут её образованность от позора и поругания. Люди русские, не теряйте времени…»⁷ .
Масштабность агитации за помощь славянам Балканского полуострова и организованность общественных сил, консолидировавших славянское движение в Саратове, объясняют тот факт, что среди населения города и губернии оказалось много людей, готовых не только пожертвовать деньги или личные вещи угнетённым славянам, но и отправиться на Балканы бороться за их освобождение с оружием в руках. И. Я. Славин в своих воспоминаниях упоминал и о судьбах саратовских добровольцев, отправившихся в Сербию и погибших в самом начале боевых действий, тех, что «умерли смертью героев, запечатлевши собственной кровью ту евангельскую любовь, “больше которой никто же имет”. Имена их как беззаветных и самоотверженных пионеров великого славянского дела не должны быть и не будут забыты. Далеко от родины, у берегов тихоструйной Моравы, сложили они свои головы и покоятся в сербской земле… Не прошло и года после их смерти, как следом за ними пошли десятки, сотни тысяч русских людей и устлали своими костями путь от Дуная до Царьграда…»⁸.

Жизнь и смерть Евгения Коровина

Евгений Коровин, даже не окончивший гимназического курса, видимо, из-за материальных затруднений, так как учился он достаточно хорошо, пытался найти профессиональное дело, способное не только обеспечить средства к существованию, но и содействовать развитию интеллектуальных способностей, и в результате занялся журналистикой. Первые же известия о начале боевых действий на Балканском полуострове совершенно изменили его жизнь и характер публикаций.

Евгений Коровин писал: «Я еду, чтобы как можно больше увидеть, чтобы составить себе верное понятие о войне двух народов — не двух армий, но двух народов, то есть славян и турок. Я желаю увидеть войну на жизнь или смерть, какой обыкновенно и бывает народная война, всегда упорная с каждой из воюющей сторон, всегда не лишённая геройства с той и другой стороны». Он выражал твёрдую уверенность, что «славяне победят турок, победят, во что бы то ни стало. За славян, в случае неудач, вступится Россия: это непременно будет; мы все желаем этого и не боимся угроз других держав. Мы не боимся войны, потому что мы её всегда выигрываем...»⁹.
У Коровина как корреспондента не было опыта работы в войсках, но все тяготы вчерашний гимназист переносил стойко. В частности, в своей последней корреспонденции из Делиграда от 5 августа 1876 года он сообщал в Саратов: «Я пишу свою корреспонденцию в шалаше, сделанном из древесных ветвей с листьями, в котором со мной живёт ещё несколько человек русских; сплю на сене не раздеваясь, по ночам кормлю своим телом блох, хожу умываться на родник, утираюсь носовым платком — и при всём этом совершенно здоров и в великолепном расположении духа: с своей жизнью я уже совершенно освоился».
В редакцию саратовской газеты он отправил с Балкан всего три письма. Первое, из Одессы, датируется 23 июля 1876 года, второе из Белграда — 1 августа, третье из Делиграда — 6 августа. А 14 августа 1876 года в сражении под Алексинацем он был убит. В газете «Саратовский справочный листок» был напечатан очерк Н. Р. Овсяного о его подвиге и смерти:
«Покойный Евгений Дмитриевич отправился в Сербию ещё в то время, когда не было такого движения туда добровольцев, и потому каждый случай отъезда кого-либо на место войны казался выдающимся из ряда обыкновенных…
Несколько дней спустя также скромно отправились и другие добровольцы… Мир праху вашему, наши доблестные граждане!»¹⁰.
Есть основания предположить, что именно жизнь и смерть Евгения Коровина послужили основой образа литературного героя Евгения Коха в творчестве писательницы В. И. Дмитриевой, опубликовавшей в 1889 году повесть «Доброволец». В этой повести есть много персонажей, характерных для русского общества 1870-х годов, но её название связано напрямую именно с судьбой семнадцатилетнего Жени, самого трогательного героя произведения, который первым в нём произносит, не стесняясь возможных обвинений в романтизме, слово «Герой»:
«Герой — это такой человек, который отказался бы от всего, что ему близко и дорого, и вступился бы за всех несчастных, обиженных, который не побоялся бы ничего, — ни смерти, ни тюрьмы, ни бедности — ничего! и пошёл бы сражаться… и всё бы бросил… понимаете?»¹¹.
Герой повести уходит добровольцем в армию генерала М. Г. Черняева на сражения Сербо-турецкой войны и погибает…

НОЧНАЯ ОХОТА РУССКИХ ДОБРОВОЛЬЦЕВ ЗА БАШИБУЗУКАМИ НА МОРАВЕ. ГРАВЮРА К. ВЕЙЕРМАНА. 1876 ГОД

«…являл чудеса храбрости»

В отличие от Евгения Коровина, другой доброволец, отправившийся в Сербию из Саратова, Владимир Фермор, был человеком, имевшим военный опыт. В 1876 году ему было 45 лет, в его биографии было военное воспитание в дворянском полку, служба во Владимирском уланском и Якутском пехотном полку, участие в Крымской войне. В 1857 году он был назначен адъютантом к астраханскому военному губернатору, а в 1862-м вышел в отставку в чине ротмистра¹³. В отставке В. Ф. Фермор исполнял обязанности управляющего имением в Саратовской губернии и, кроме того, сотрудничал в редакции «Саратовского справочного листка». У него была большая семья, материальные нехватки себя проявляли. Автор посвящённого Владимиру Фермору некролога, по всей видимости, его близкий друг, так его характеризовал: «Это был человек прежде всего искренний, глубоко честный, правдивый. Всё хорошее, доброе, горячо возбуждало его, заставляло волноваться, идти самому, когда это можно было сделать. Восприимчивость его была безгранична. Характер принадлежал к числу таких, которым для полного счастья нужна была кипучая деятельность».

О подвигах В. Ф. Фермора писали в газетах, сообщали, что он «являл чудеса храбрости» (в течение двух часов выдержал и отбил шесть турецких атак, оставшись невредимым; впоследствии, будучи раненым в ногу, вернулся к своему посту), а «Московские ведомости» ставили его в один ряд с прославленными русскими героями Сербо-турецкой войны Н. Н. Раевским и Н. А. Киреевым. За проявленное мужество В. Ф. Фермор был награждён сербской государственной военной наградой — орденом Такова. О тяжёлом ранении и награде он сообщал близким в следующих словах: «…орден заменяет у сербов наш Георгий за военные заслуги. Не для хвастовства, а по правде, не могу перед вами умолчать, что некоторые, например, английский старый доктор, в разговоре со мной выражали удивление по поводу моей личной храбрости, а похвала таких людей чего-нибудь да стоит. Да благословит вас Бог, молите, чтоб он уменьшил мои страдания и повёл к выздоровлению».

РАНЕНЫЙ В. Ф. ФЕРМОР. ГРАВЮРА С ФОТОГРАФИИ. ЖУРНАЛ «ПЧЕЛА». 1876 ГОД

Фермор лечился в госпитале княгини Н. Б. Шаховской, где была сделана фотография, на которой он запечатлён на носилках, рядом с княгиней Шаховской, доктором Рехером и раненым сербом. Гравюра с этой фотографии была помещена в одном из номеров иллюстрированного журнала «Пчела», в котором был опубликован и посвящённый его памяти очерк «Славянские мученики». В условиях спешной перевозки раненых в другой госпиталь состояние Фермора ухудшилось. Он просил в случае смерти переслать его тело в Саратов, и последние слова в письме, отправленном на родину, были: «Если умру, то умру, как следует умереть русскому человеку и христианину»¹⁴. Исполнить просьбу о похоронах в Саратове оказалось невозможно, он был предан земле на Смедеровском кладбище над Дунаем.

«Не мог я относиться хладнокровно к свершающимся событиям»

Отдельного упоминания достоин русский доброволец родом из Саратова, отправившийся на Сербо-турецкую войну в сане духовного лица. Это был священник Николай Парфёнович Горизонтов (брат журналиста И. П. Горизонтова). Он родился в 1844 году в Балашовском уезде Саратовской губернии в семье священника. В 1866 году окончил полный курс Саратовской духовной семинарии, некоторое время служил псаломщиком и регентом, а в 1867-м был рукоположен в священнический сан¹⁵.
Газетные известия о событиях на Балканах не могли оставить равнодушным священника Николая Горизонтова, большое впечатление на него производили воззвания духовных лиц из Сербии, постоянно обращавшихся к Русской православной церкви и ко всему русскому народу с просьбой о помощи. После прочтения воззвания о помощи сербского митрополита Михаила Николай Горизонтов стал собирать в своём приходе пожертвования в пользу православных славян, а затем решил и сам отправиться в Сербию¹⁶. Он писал: «… не мог я относиться хладнокровно к свершающимся событиям, — и событиям, которым суждено, может быть, окончить тот вековой вопрос, разрешения которого так давно желает русский народ»¹⁷.
Первоначально Николай Горизонтов опасался реакции церковных властей на своё намерение и даже постарался замаскировать его под паломничество в Иерусалим, но чистосердечное признание перед епископом Саратовским и Царицынским Тихоном привело к получению благословения на задуманное предприятие. В результате Горизонтов отправился в Сербию уже не как частное лицо, а с особым поручением от преосвященного Тихона по доставке к командующему сербской армией генералу М. Г. Черняеву иконы Божией матери.
Горизонтов оставил подробные записки о своей поездке в Сербию и об участии русских добровольцев в Сербо-турецкой войне. Они печатались в нескольких номерах «Саратовского справочного листка» под названием «На пути в Сербию и обратно»¹⁸. Как автор этого удивительного травелога, написанного в стиле наивной простоты древнего русского летописца, он стал воплощением образа образованного, чуткого и мужественного русского православного священника. Он с честью выполнил данное ему поручение, а генерал Черняев направил преосвященному епископу Тихону письмо, в котором выражал свою благодарность и сообщал о подвиге духовного служения священника из Саратовской губернии:
«…Священник Горизонтов прибыл в Делиград во время трёхдневного боя против веры сильнейшего врага, которого с помощию Божией нам удалось и на этот раз отразить. Мусульмане употребили все усилия, чтобы решительным ударом окончить войну перед наступлением ненастного времени, — и эти усилия не увенчались успехом. Священник Горизонтов находится теперь при Главном штабе и принимает на себя служение в походной церкви Джунинской позиции, устроенной усердием одного из русских офицеров.

Такие разные люди — священник Николай Горизонтов, корреспондент Евгений Коровин, офицер в отставке Владимир Фермор — все они прошли свой путь борьбы и служения…

«Велик и свят подвиг…»

Очень скоро движение русских добровольцев приняло более организованный характер. Уже в конце лета 1876 года в Саратове была предпринята масштабная общественная инициатива по отправке отряда добровольцев. По сообщению «Саратовского справочного листка», 16 августа 1876 года состоялось заседание местного отделения Общества попечения о больных и раненых воинах под председательством саратовского губернатора М. Н. Галкина-Враского. Губернатор предложил создать отдельный саратовский отряд добровольцев и для этого сформировать специальную комиссию по отправке добровольцев в Сербию на финансовые средства Общества. Предложение объяснялось следующим образом: «В Саратове во всё это время являлось множество охотников ехать в Сербию для поступления в действующие войска. Некоторые из них, имевшие свои скудные средства, уже отправились. Большинство же обращалось к разным членам Общества, прося вспоможения»²⁰. На заседании Общества была озвучена численность обращавшихся с такого рода просьбой: 200 человек, из которых 50 были отставными солдатами.
12 сентября 1876 года отряд в составе семнадцати волонтёров отправился из Саратова со станции железной дороги. На вокзале были организованы торжественные проводы. По свидетельству очевидца, «такого стечения народа наш вокзал никогда не видел»²¹. Преосвященный Тихон отслужил напутственный молебен и произнёс воодушевляющую речь:
«Христолюбивые добровольцы! Велик и свят подвиг, на который вы себя уготовляете не по принуждению, даже не по совету извне, но по своей воле, и не из каких-либо корыстных расчётов, а из чистой любви к Богу и ближнему.
…Одушевляющая вас христианская любовь, которая крепче самой смерти, становит вас выше всяких страхов, производя в сердцах ваших благородное рвение, как можно скорее стать в ряды сербских воинов, чтобы вместе с ними ратовать за их жизнь, за их честь, за их свободу»²².
До сих пор нет точных данных ни об общем количестве русских добровольцев в Сербо-турецкой войне 1876 года, ни о числе погибших, которых было не меньше тысячи человек. Источники не позволяют установить и дальнейшие судьбы добровольцев из Саратова, которых всего было предположительно двадцать четыре человека.
В городе Алексинац (Сербия) установлен памятник русским добровольцам 1876 года. В верхней части надписи на памятнике слова: «Памяти павших в боях русских добровольцев, пришедших на помощь сербам во время неравной борьбы их против турецкой империи в 1876 году». В нижней части надписи евангельская цитата на старославянском: «Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя».

ПАМЯТНИК РУССКИМ ДОБРОВОЛЬЦАМ В Г. АЛЕКСИНАЦ, СЕРБИЯ. ФОТО АВТОРОВ

Этот памятник был установлен в 1880 году по инициативе М. Г. Черняева и благодаря проявленной им энергии и настойчивости.
Сохранение исторической памяти о погибших героях-соотечественниках есть гражданский долг и одно из высших проявлений духовной сущности человека. Почувствуем проникновенную печаль, вдумаемся в жизнеутверждающее величие слов современника тех событий, написанных по поводу похорон на сербской земле русского добровольца Владимира Фермора:
«И лежит он там, над великою славянскою рекою, за которую пали уже тысячи героев. Лежит далеко от всего дорогого и близкого… Но не пропадёт дело, за которое он умер… Там, на далёком юге, на развалинах дикой злобы и лютого варварства, возникнут свежие молодые народы, полные сил и надежд, на месте сожжённых сёл и опустошённых городов поднимутся новые, ещё лучше и краше… там, где только бряцали цепи да за решётками смрадных тюрем целые племена томились в вековечном рабстве — загремит вольная песня и свобода!..»²³.