Первая мировая: динамика слухов и общественных настроений

Для авторитарно-патерналистских систем характерен постоянный перепад общественных настроений. В определённой степени он отражает отношение к официальной информации. В годы Первой мировой войны в России это в полной мере проявилось в таком показательном явлении, как слухи.
Были замечены причины их появления: «К политикам и генералам, неуклюжим, нерасторопным, некомпетентным… стекалась информация, почти всегда неполная или устаревшая. И недостаток фактов восполнялся догадками, предположениями, надеждами, опасениями, навязчивыми идеями, теориями заговора, мечтами, кошмарами, слухами»¹. В результате реальное и воображаемое перемешивалось...

«Фабрики слухов»

Образованный человек относится к слухам пренебрежительно: какую роль может сыграть в истории всякий вздор? Между тем, слухи – элемент общей культуры населения, включая её глубинную праоснову. Они не могут не оказывать мощного воздействия на общественное сознание, перед ними бессильны идеологи и политики.
Перепуганные обыватели зачастую инстинктивно улавливают скрытую для рационально-мыслящих учёных динамику стихийных процессов. Соответственно, слухи могут сыграть роль самоисполняющихся пророчеств: подталкивая действия или контрдействия верхов, они невольно ускоряют развитие событий в ожидаемом ими направлении².

Противопоставление слухов и «подлинной» реальности лишено практического смысла: современнику достоверным казалось то, во что он верил, тогда как современный историк склонен отдавать предпочтение доступной ему информации, не сыгравшей в действительности существенной роли.

Именно «недостоверные» слухи являются стимуляторами социальных действий. В литературе встречается деление слухов на «оптимистические» и «пессимистические», выполняющие различные – релаксирующие или активизирующие – социальные функции³. Предлагается деление на «слухи-формулы», передававшие массовое представление о действии какого-либо фактора; особо выделяются «слухи-легенды», оставляющие заметные следы в исторической памяти, к слухам можно отнести и газетные утки.

Русские солдаты в землянке. 1915–1916 годы

Одним из источников слухов стали различные виды дезинформации, широко распространившиеся в годы войны. Так, в прифронтовой зоне немцы разбрасывали с аэропланов листовки, сообщавшие о предательстве внутри русского офицерского корпуса. Аналогичным образом поступали и русские⁴.

В помещении одной из австро-венгерских полевых типографий. 1914–1917 годы

Разумеется, современники задавались вопросом о действенности слухов. Так, профессор Ю.А. Кулаковский писал из Киева профессору
А.И. Соболевскому в Петроград: «Не отрицаю “фабрики слухов”, но беда, что слухи в громадном множестве подтверждаются»⁵. В данном случае речь шла о якобы особо заботливом отношении Александры Фёдоровны к немецким военнопленным. Некоторые авторы называют в числе сочинителей и распространителей слухов немецких шпионов, аристократические салоны и даже либеральную прессу⁶. На деле, слухи чаще имели не вертикальное, а горизонтальное происхождение, являлись продуктом массового творчества⁷.
Слухи отражали непонимание низами причин войны. Так, получила распространение «сватовская версия»: война началась из-за того, что австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд посватался к великой княжне Ольге Николаевне, но затем «обманул» её – именно за это русские министры убили Фердинанда⁸. В связи с этим нельзя не вспомнить историю неудачного сватовства к Ольге Николаевне румынского наследного принца Карола в начале 1914 года. Искажённое злой фантазией представление об этом случае было замечено и в Курляндской губернии: «Не Германия виновата, а Россия: одна сволочь (Николай II. – Авт.) поехала в Румынию заводить сватовство, чтобы привлечь на свою сторону, а другие сволочи, русские министры, поехали в Сербию подготовить убийство австрийского наследника престола»⁹. Сказочные сюжеты вторгались в обыденность, доступно «объясняя» происходящее…

«Добрый царь», «злое окружение»

Встречались и другие, по-своему рациональные интерпретации причин мирового конфликта. Так, в деревне говорили, что Николай II «продал Россию Вильгельму и войну затеял с целью уничтожить людей, чтобы не наделять их землёй»¹⁰. В рабочей среде возникла сходная версия: «Войну вызвали русский и немецкий императоры, чтобы сделать кровопускание рабочему классу ради подавления охватившего всю Россию революционного июльского движения»¹¹. Возникали и «обнадёживающие» слухи: отобранные у немцев и австрийцев земли будут переданы крестьянам. Случались характерные недоразумения. «Подходит… с ампутированной рукой солдатик и спрашивает:
“это вы записываете, кому сколько земли дать?” – рассказывала медсестра. – …Оказывается, что он думает, что от немцев отобрали землю и дают нашим крестьянам… А земельные мечты, даже страшны немного, – подходящая почва для будущих недоразумений»¹².
Широкое распространение получили порочащие слухи. Рассказывали, что Россия была продана за бочку золота и теперь царь обязан отдать её германцу. Говорили также, что «леший царь-картёжник проигрался в карты и вздумал войну». Слухи о том, что «царь Николай Россию промотал», особенно часто повторялись крестьянами¹³. Получалось, что царь «сорок лет водкой торговал, а о снарядах не думал». Ситуативные эмоциональные реакции закреплялись в сознании под влиянием неудач на фронте: «Банда разбойников затеяла войну, другая банда разбойников не сумела вовремя… предотвратить её и заставили миллионы других, ни в чём не повинных, мирных людей, расхлёбывать их ротозейство»¹⁴.
Отдельную категорию слухов представляли эсхатологические пророчества. Согласно некоторым из них, Николай II является Антихристом, который гонит людей на убой¹⁵. Здесь определённо сказывалась старообрядческая традиция. «Государь, как взявший в своё ведение, помимо светских, и церковные дела, – Антихрист», – утверждал 69-летний крестьянин Саратовской губернии в ноябре 1915 года¹⁶.

Анна Вырубова. 1910-е годы

Григорий Распутин, 1910-е годы

Даже среди образованных слоёв возникали слухи-поверья.
Так, в окружении фрейлины и подруги императрицы, Анны Вырубовой, царила убеждённость, что война случилась потому, что Распутин отсутствовал в нужное время в Петербурге (на него было совершено покушение былой поклонницей) – иначе Бог вдохновил бы его на предотвращение конфликта. «Скептики», конечно, возмущались: «Только посмотрите, от чего зависит судьба империй. Шлюха в силу личных мотивов мстит грязному мужику, и царь всея Руси сразу теряет голову»¹⁷. Впрочем, вдали от столиц далеко не все готовы были поверить во «всемогущество» Распутина. Так, генерал И.Г. Эрдели сомневался: «Ведь это простой, вонючий мужик, которого возвеличили без всякой причины»¹⁸.

Великий князь Николай Николаевич (справа), император Николай II (слева), министр императорского двора граф В. Б. Фредерикс
(в центре) в Ставке. Сентябрь 1914 года

В Департамент полиции поступали сведения о письмах, в которых ответственность за развязывание войны возлагалась на главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Так разыгрывалась понятная народу карта «доброго царя» и «злого окружения». В одном из якобы царских обращений в 1914 году говорилось следующее: «Солдаты! В самых трудных минутах своей жизни обращается к вам, солдатам, ваш царь. Возникла сия несчастная война против воли моей: она вызвана интригами великого князя Николая Николаевича и его сторонников, желающих устранить меня, дабы ему самому занять Престол...»¹⁹. Товарищ министра внутренних дел и командующий Отдельным корпусом жандармов (1913—1915) В.Ф. Джунковский связывал подобные письма с германской пропагандой. Действительно, такое в немецких листовках встречалось постоянно.

Попытки создания образа врага вызывали поток характерных слухов²⁰ . Распространению же невероятных слухов о шпионах способствовала инициированная сверху кампания по борьбе с ними.

Ходили слухи о том, что немецкие шпионы, разъезжая на велосипедах, отравляют питьевые колодцы холерными вибрионами. От крестьян на лошадях велосипедисты мистическим образом ускользали. Создавалось представление о демонической неуловимости врага. Показательно, что общественный деятель-монархист Л.А. Тихомиров, записав подобные рассказы, сомневался: «Что тут правда – не знаю»²¹.

Слухи вызывали подобие паранойи. Так, в июне 1915 года С.Л. Облеухова из руководства Союза Михаила Архангела жаловалась правоконсервативному политику В.М. Пуришкевичу: «Сейчас сижу и думаю: кому бы сказать о сборищах немцев, которые происходят рядом с нами в квартире д-ра Шредера, русского подданного? Глубоко убеждена, что тут гнездо шпионов»²². Даже обычное головотяпство связывали с немцами. В августе 1914 года некий Назимов писал из Варшавы в Царское село о положении дел на Варшавско-Венской железной дороге: «Полная неприспособленность и халатность, если не умышленная преступность. Вся администрация этой дороги с немецкими фамилиями. Начальник дороги – Паукер, начальник службы движения – Вейс»²³.
Сказывались и известные поверья о «врачах-отравителях». В июле 1915 года крестьянин А. Гончаров (Московская губерния) написал донос на женщину-врача земской лечебницы А.Г. Гамбургер, которая, якобы, хвалила немецкую армию и ругала русскую. Расследование не подтвердило «вредной» деятельности Гамбургер²⁴.

Шпиономания и паранойя

Шпиономания перерастала в фобию. Л.А. Тихомиров сообщал о своей знакомой, которая набросилась с кухонным ножом на своего кота, решив, что он немецкий агент, посланный её убить²⁵. Анонимный обыватель из Екатеринодара в августе 1915 года доносил директору Департамента полиции на австрийца, устраивавшего на своей квартире «ночные оргии с употреблением немецкого языка»²⁶. Один из сумасшедших,
учитель-эстонец Р.М. Сальман, распространял в 1915–1916 годах слухи об изобретении в Германии особой машины, которая с помощью рентгеновского луча передавала сообщения на большие расстояния, считывала мысли человека и могла даже убивать²⁷. Известны случаи, когда участвовавшие в слежке за «шпионами» полицейские становились параноиками²⁸. «Жаль беднягу. Он очень порядочный, честный человек, и вот, – свихнулся!» – писал военный врач о знакомом следователе, у которого появилась idée fixe, что его хотят повесить за шпионаж²⁹.
Понятно, что «разоблачительство» становилось выгодным делом. Департамент полиции МВД летом 1915 года начал расследование обвинений крестьян Новохопёрского уезда (Воронежская губерния) в адрес немецкой колонии «Центральная», где якобы собирали аэропланы и летали на них со шпионскими целями. Слухи появились осенью 1914 года на базаре в местной слободе. Полицейские пришли к выводу, что «приведённые слухи умышленно распространяются некоторыми из бывших служащих у немцев, враждебно к последним настроенных». Тем не менее, окружной атаман полковник Груднев распорядился устроить у немцев повальный обыск³⁰: то ли для острастки, то ли желая избежать возможных слухов о собственном «потворствовании» немцам.
Для городской культуры стало характерным гипертрофирование возможностей современной техники. Так, летом 1915 года в Твери рассказывали, что немцы сбросили на русские войска «банку с чумой». Некий чиновник отрицал этот факт: в Германии чумы нет. Тем не менее, нашёлся учитель, предложивший петроградскому начальству выдать ему сто аэропланов с сотней банок с чумой, чтобы разбросать отраву над Германией³¹…
Со временем слухи с внешнего врага как объекта перенеслись на «врага внутреннего». Так, крестьяне рассказывали фантастические истории: мол, Николай II давно бежал из России, а за него «кто-то там правит». Говорили также, что Николай уехал на автомобиле по подземному ходу, который связывал Зимний дворец с Берлином. В августе 1915 года Л.А. Тихомиров пришёл к выводу: не важно, кто слухи распространяет, важно, что им верят³².

Особенно пострадала от слухов репутация Александры Фёдоровны. Императрица якобы сообщала по телефону/телеграфу секретные сведения в Берлин, собранные на благотворительные цели деньги отправляла в Германию, а также вывозила туда дефицитные продукты – хлеб и сахар.

На слухи приходилось реагировать. В мае 1915 года директор Департамента полиции В.А. Брюн-де-Сент-Ипполит распорядился направить начальнику дворцовой охраны запрос, в котором осторожно поинтересовался, действительно ли в Зимнем дворце имеется пресловутый телеграф. Выяснилось, что радиотелеграфная станция около пяти лет назад была упразднена. Доставалось и другой «немке» – вдовствующей императрице Марии Фёдоровне: она якобы состояла в связи с П.А. Столыпиным и отговорила его давать крестьянам землю³³. По поводу слухов одесситы шутили: «Вообще у нас в городе от всяких слухов так весело, что волосы дыбом становятся»³⁴.

Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. 1900-е годы

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА МИНИСТРОВ И МИНИСТР внутренних ДЕЛ (1906 - 1911)
ПЁТР АРКАДЬЕВИЧ СТОЛЫПИН. 1907 ГОД

Вакханалия слухов порождала недоверие к официальной информации. В сентябре 1914 года археолог В.А. Городцов учил директора Исторического музея князя Н.С. Щербатова правильно использовать газеты: «Читайте между строк. Если бы мы двигались вперёд, мы занимали бы города, и об этих фактах сейчас сообщалось бы. Таких сообщений нет… Писали, что немцы перешли в наступление; о прекращении этого наступления ни разу не говорилось; значит, оно продолжается, а если это так, то, по моему расчёту, немецкие передовые отряды должны быть уже недалеко от Варшавы». Сам же он регулярно записывал удивившие его слухи, отмечая, что и в них «есть крупки некоторой правды»³⁵. Официальным сообщениям «верили наполовину»: информацию о взятых трофеях (пулемёты, пленные) делили на два³⁶.

«Пророчества» и суеверия

Поистине патологический размах приобрела увлечённость мистицизмом: города заполонили шарманщики-предсказатели, хироманты, ясновидцы, гадалки и проч. В феврале 1915 года из МВД последовало распоряжение о воспрещении бродячим шарманщикам заниматься предсказаниями «о войне и мире». В Петрограде особую популярность приобрел «дядя Миша», специализировавшийся поначалу на предсказаниях солдатским жёнам, кухаркам и горничным. Известность его выросла настолько, что он стал «пророчествовать», едва глянув на лицо клиента³⁷. Даже газетная ирония на этот счёт превращалась в рекламу. Конечно, были случаи разоблачения мошенников. Так, к тюремному заключению на один месяц была приговорена столичная гадалка Карболаева. Разоблачению помог счастливый случай: пропавший муж лишившейся денег солдатки неожиданно вернулся³⁸.

ПРИЁМ МЕДИУМА. ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ КНИГИ «САМОУЧИТЕЛЬ ГИПНОТИЗМА ПО ФЛАУЭРУ
И ТАРХАНОВУ». 1912 ГОД

Всевозможные гадания активно проникали в деревенскую среду. Дело доходило до доносов на священников, якобы повинных в этом. Ссыльный из Енисейской губернии сообщал, что некоторые уголовники успешно освоили соответствующее ремесло³⁹. 9 января 1915 года полиция запретила занятие хиромантией и гаданием на картах. «Запретили хиромантов, – сообщала обывательница. – Спасибо большое, а то эта дрянь заползала в семьи, разрушая их, играла роль сводней, а в последнее время сочиняла предсказания насчёт войны»⁴⁰. Затем власти добрались до шарманщиков: некоторые из них с помощью вмонтированных в шарманки фотоаппаратов собирали сведения о переброске войск, другие торговали билетами с предсказаниями «о войне и мире»⁴¹. Некоторые губернаторы запретили публикацию любых материалов с предсказаниями такого рода⁴². Эффект от этого, скорее всего, был обратный.

Непредсказуемость событий порождала суеверия. Мистически настроенные подданные царя считали, что государь, родившийся в день святого Иова Многострадального, заведомо обречён на неудачи.

В этой связи вспоминали и Ходынку, и затонувший на глазах императора пароход на Днепре, и болезнь наследника, и поражение от Японии, и даже «ужасные линии его руки». В начале января 1915 года случилось два «предзнаменования»: Вырубова стала жертвой «железнодорожного происшествия», в результате которого сломала бедро и вывихнула руку; затем Распутин на Невском попал под тройку, получив ранение головы. Французский посол Морис Палеолог оставил в дневнике комментарий: «После несчастного случая с госпожой Вырубовой пять дней назад, это новое предупреждение небес более чем красноречиво!.. Бог недоволен войной!»⁴³.
Когда в мае 1915 года дошли известия о наступлении немцев в Галиции, в столицах заговорили о мистическом дожде: с неба падали длинные белые нити с заострёнными и слегка оттянутыми концами⁴⁴…
Особенно впечатляли небесные знамения – солнечное затмение 8 августа 1914 года и комета Делавана («комета войны») в октябре 1914-го. Даже ординарные события приобретали роковую многозначительность. Так, в сентябре 1915 года в Вологде во время сильного урагана крест с купола церкви упал в реку. Мужики, не найдя его, решили, что он «взлетел на небо», бабы уверовали, что теперь немец «снарядом своим одюжит Христову веру». Некоторые утверждали, что крест «полетел на восток, в Царьград», где опустился на храм Святой Софии⁴⁵.
Даже интеллигентные обыватели увлеклись бытовой нумерологией. Так, на основе датировки франко-прусской войны была выведена «формула мира»: некоторые петроградцы решили, что на сей раз Германия подпишет капитуляцию 11 ноября 1915 года . Германия действительно подписала перемирие 11 ноября, но только в 1918 году.

«Брутовский рубль»

Не находя внятных объяснений событиям, люди обращались к поверьям. Так, например, были моментально скуплены «брутовские рубли» – ассигнации, подписанные кассиром Государственного банка Брутом, который по слухам проигрался в карты и повесился в 1914 году – артефакты самоубийц якобы приносят счастье.
В столицах наиболее урожайным по количеству мрачных прогнозов оказался май 1915-го. Причина этого вполне объяснима. Начальник дворцовой охраны генерал А.И. Спиридович сообщал: «Петербург кипел. Непрекращающееся отступление в Галиции и слухи о больших потерях подняли целое море ругани и сплетен. Говорили, что на фронте не хватает ружей и снарядов… Затем всё вместе валили на Распутина, а через него уже обвиняли во всём Императрицу…»⁴⁷. Английский посол Дж. Бьюкенен недоумевал: необъяснимое господство упаднических слухов в северной столице и преобладание бодрящих эмоций в Первопрестольной⁴⁸. Вероятно, за таким восприятием событий стояли надежды: бюрократическому Петрограду противопоставлялась Москва – центр общественных сил.

«Смутно от войны»

Поражения 1915 года пошатнули веру в победоносное окончание войны.
«…Косность русская, почти вся наша жизнь достойны германской бомбардировки, – писал из Одессы 25 сентября 1915 года 41-летний
П.В. Шмейсер, учитель, сын чиновника, – как немцам не бить нас и как им не побить нас, когда мы сами себя и всё, что у нас хорошего, бьём и уничтожаем». Происходящее внушало отчаяние и отвращение: «Одних заедают вши, другие крадут, обирают сермяжную Русь, политиканствуют... Да неужели мы, русские, действительно дрянь, навоз, слизняки, черви, приспособляющие к своему правительству…».

Все чаще обвиняли власть: «За спиной слабого правителя низкие душонки обделывают свои личные дела, валят своих политических противников. Реакционная гидра ширится, надувается…»⁴⁹.

В обществе всё более явственно ощущался дух революции. М. Палеолог привёл слова известного промышленника А.И. Путилова: «Дни царской власти сочтены, она… погибла безвозвратно; а царская власть – это основа, на которой построена Россия, единственное, что удерживает её национальную целостность… Отныне революция неизбежна, она ждёт только повода, чтобы вспыхнуть»⁵⁰.

Депутаты Государственной Думы. 1915 год

К осени 1915 года меланхолические настроения усилились. Литератор
М. Кузмин записывал в дневнике: «Смутно от войны». 17 августа он добавил: «…Дела на войне неважны…Бунты. Все в панике»⁵¹. Житель Тифлиса тогда же так комментировал происходящее: «Смена командования армиями, роспуск Государственной Думы – признаки весьма зловещие... Для того, чтобы распустить Гос. Думу в такое время, нужно абсолютное отсутствие ума, любви к родине. Очевидно, в верхах убедились, что война проиграна, что, следовательно, нужно спасать свою шкуру, а для этого… нужно провокациями вызвать беспорядки с тем, чтобы заключить позорный мир, умыть руки… Пеняйте… на Гос. Думу, рабочих, инородцев и т. д.»⁵²
Столичные жители, рассуждая сходным образом, надеялись на дворцовый переворот. Один из них писал: «…Говорят, что „САМОГО“ хотят пригласить в отставку, учредив затем регентство над А[лексеем] – Мих[аила] Ал[ександровича]. Глава дома, будто бы, ничего против не имеет, только заместителем Себя желает видеть Супругу…»⁵³.
На настроениях петроградцев сказывались и бытовые проблемы. Поэтесса Зинаида Гиппиус в те же сентябрьские дни отмечала: «Самые страшные и грубые слухи волнуют массы. Атмосфера заражённая, нервная
и… беспомощная. Кажется, вопли беженцев висят в воздухе… Всякий день пахнет катастрофой»⁵⁴. В сущности, она пересказывала газетную информацию, а тем временем обыватели обсуждали намерение властей ввести предварительную цензуру. «Биржевые ведомости» делали прогноз: «Печати подцензурной, печати в наморднике верить не будут. Её заменят слухи, эти страшные чудовища, дыхание которых ядовито, как убийственные газы, стелящиеся по земле и вливающиеся в окопы… Общественную горячку можно лечить разбитием термометра?»⁵⁵

Горожане у редакции газет «Новое время» и «Вечернее время». 1915 год. Фото Карла Буллы

Наступившая в 1915 году ранняя зима, сокращение светового дня усугубляли обстановку. Это уловил М. Палеолог: «По мере того, как зима развёртывает над Россией свой гробовой саван, дух понижается, воля ослабевает… Все разговоры о войне сводятся к одной и той же мысли, высказанной или затаённой: “К чему продолжать войну? Разве мы уже не побеждены? Можно ли верить, что мы когда-нибудь подымемся вновь?”
…Многочисленные признаки показывают, что пессимизм развит не меньше среди рабочих и крестьян»⁵⁶.

«Метеочувствительность» и «общенародный психоз»

Население словно пребывало во власти повышенной метеочувствительности. Петроградский городской голова И.И. Толстой связывал непогоду с усилением протестных акций: «1 мая. Дождливое утро при 7 градусах, – записывал он в дневнике. – Забастовало
до 150 000 рабочих в Петербурге, в том числе почти все булочники…»⁵⁷.
В октябре 1916 года З. Гиппиус описывала своё состояние, используя характерную метеосимволику: «…В атмосфере глубокий и зловещий ШТИЛЬ. Низкие-низкие тучи – и тишина. Никто не сомневается, что будет революция... Оцепенели»⁵⁸. Схожие предчувствия рождались в голове у Тихомирова: «В народе назревают самые бесшабашные бунтовские инстинкты, и грозят реками крови. Мы находимся в положении рыбачьей лодки, попавшей в водоворот Мальштрома: медленное опускание к горлу страшной воронки, которая должна нас поглотить... Кажется, общенародный психоз может разрешиться только в кровавом безумии. А впрочем, на всё Воля Божья…»⁵⁹. В декабре 1916-го Гиппиус уже не сомневалась в крушении монархии: «…Всё равно – будет крах! Будет! Революция или безумный бунт…»⁶⁰.

Зинаида Гиппиус, Дмитрий Философов, Дмитрий Мережковский. 1900-е годы

Пытавшийся держаться бодро литератор, правовед и учёный Б.В. Никольский оставил в дневнике парадоксальную запись: «Я верю в победу, но я не верю в будущее»⁶¹.

Первая половина 1916 года ознаменовалась слухами о заговорах в верхах, ростом ненависти к Распутину, говорили о подготовке министром внутренних дел А.Н. Хвостовым его убийства.

Возник слух, что арестованные во время беспорядков студенты и рабочие бесследно исчезают в полиции⁶²…
Столичные жители отмечали, что провинция стала вести себя смелее. Депутат Думы от Московской губернии В.А. Ржевский писал в марте 1916 года: «В дороге, в вагоне, я не принимал участия в разговорах на злобы дня… Врали там без конца – ехали всё провинциалы, и диву даёшься, какие слухи ходят в провинции... В купе набралось офицеров, речи были на политические темы, но такие, что наши речи в Думе – ничто сравнительно с этими»⁶³.

Генерал-майор Вадим Шебеко. 1916 год

К годовщине майского немецкого погрома в Москве появились слухи о повторении событий. 8 апреля 1916 года градоначальник В.Н. Шебеко опубликовал объявление, в котором говорилось: «В последнее время в городе всё больше распространяются слухи о каких-то готовящихся избиениях или погромах то поляков, то евреев, то просто людей состоятельных и разносе магазинов… напоминаю, что распространение ложных слухов.. карается заключением в тюрьме на срок до 3 месяцев или денежным штрафом до 3000 рублей»⁶⁴. Однако эта стандартная мера против распространителей слухов, а также самогонщиков и прочих мелких правонарушителей вряд ли впечатляла.

2 мая 1916 года крестьянин Курской губернии писал редактору «Русского слова» В. Дорошевичу: «…Везде на станциях и в присутственных местах есть афиши такого содержания: „Молчите и не вступайте в разговоры: враг может услышать и будет вред“. Хорошо было бы, если бы добавили к этому – „русский скот“… Русский народ и так молчит. И что он знает, деревенский человек? А через кого пошла сдача всех западных крепостей: Варшавы и Вильны, не говоря уже о Карпатах, Перемышле, Львове и Галиче? Я думаю, что возле государевых кумушек и министра-немца идут все военные и государственные тайны, а не от нас, у коих сапог нет (дóроги), лаптей нет (лыка нет), мяса и скота нет, земли нет… Да погибнут они!»⁶⁵.

«Глупость или измена?»

В 1916 году в связи с Брусиловским прорывом в населении возродились надежды на перелом в войне и во внутренней жизни. Однако ненадолго. Вскоре упаднические настроения вернулись⁶⁶.

Об измене вновь заговорили в связи с гибелью 23 мая британского военного министра Герберта Китченера: его крейсер подорвался на мине, установленной немецкой подводной лодкой. Возник слух, что императрица выдала маршрут крейсера Вильгельму II⁶⁷.

В июле даже верноподданный Л.А. Тихомиров, рассуждая о ситуации, задумался о возможности «простой банальной измены». Через несколько месяцев либеральный политик П.Н. Милюков с трибуны IV Государственной Думы произнёс фразу: «Глупость или измена?». Тихомиров признавался: «Я постоянно колеблюсь: идиоты? изменники? Или смесь того и другого?»⁶⁸.

Промышленник и финансист Алексей Путилов. 1910-е годы

Граф Владимир Коковцов. 1910-е годы

Примечателен спор, случившийся в сентябре 1916 года между бывшим председателем Совета министров В.Н. Коковцовым и промышленником А.И. Путиловым. Первый утверждал: «мы идём к революции», второй возражал – к анархии⁶⁹. В сводке начальника петроградского Главного жандармского управления рисовалась картина нарастания «грозного кризиса»: «К началу сентября месяца… среди… столичных обывателей резко отметилось исключительное повышение оппозиционности и озлобленности настроений… выкрики радикальствующих и левых элементов о необходимости „раньше всего уничтожить внутреннего немца и потом уже приниматься за заграничного“ – начали встречать по отношению к себе всё более и более сочувственное отношение»⁷⁰.
Отмечались также слухи о том, что Петроград стоит на пороге вооружённого восстания. Их считали «значительно преувеличенными», но признавали, что «положение настолько серьёзное, что на него… необходимо обратить внимание незамедлительно». Обоснованность опасений полиции подтвердили случившиеся в столице 17–20 и 26–31 октября рабочие стачки, начавшиеся со стихийного разгрома продовольственных лавок и магазинов, а затем получившие политическую направленность. Особенную тревогу властей вызвало поведение солдат петроградского гарнизона, которые отказались участвовать в разгоне демонстраций. Приставы сообщали, что солдаты подначивали рабочих против городовых криками: «Бей их, сволочей, фараонов»⁷¹.

Безумие власти?

В разговорах о царе и царице на первый план вышла тема сумасшествия. Как видно, других объяснений происходившему абсурду люди уже не находили. В 1916 году по рукам столичных жителей ходил текст бывшего иеромонаха Илиодора (С. Труфанова) «Святой чёрт. Записки о Распутине». Александра Фёдоровна характеризовалась так: «Красивая, нервная, впечатлительная женщина, отдалась в руки “старца” ещё тогда, когда он явился в Питер в больших мужицких сапогах»⁷². Образованные люди описывали ситуацию иначе. «Это благороднейшая и честнейшая женщина, – считал бывший председатель Совета министров В.Н. Коковцов. – Но она больна, страдает неврозом, галлюцинациями и кончит в бреду мистицизма и меланхолии»⁷³. О нервных припадках Александры Фёдоровны писал и правоконсервативный политик В.М. Пуришкевич, объясняя влияние Распутина способностью успокаивать её: «Царица страдала припадками в крайне тяжёлой форме; эти припадки, по заключению Бехтерева, были на нервной почве, как следствие тяжёлого душевного потрясения... Государь был в отчаянии. Ожидали, что императрица сойдёт с ума»⁷⁴…

Российский император Николай II и императрица Александра Фёдоровна. 1913 год

К этому добавлялись слухи о том, что от нервного расстройства страдает и сам император. Рассказывали, что он злоупотребляет гашишем⁷⁵.

Приписывание психических расстройств политическим оппонентам стало характерной особенностью внутриполитического интриганства. Впрочем, всё общество впало в «блуждающее» состояние.

29 октября 1916 года З. Гиппиус записывала: «Россия – очень большой сумасшедший дом. Если сразу войти в залу жёлтого дома, на какой-нибудь вечер безумцев, – вы, не зная, не поймёте этого. Как будто и ничего. А они все безумцы. Есть трагически помешанные, несчастные. Есть и тихие идиоты...»⁷⁶.

Протоиерей Иван Восторгов. 1900-е годы

Протоиерей И. Восторгов, человек крайне правых взглядов, связывал эту ситуацию с деградацией церковных верхов: «Я спокоен тем страшным спокойствием, которое является следствием состояния и настроения, потерявшего способность чему-либо удивляться… Мы в царстве пьяных, невменяемых людей, и что они выкинут в следующем номере и колене, это никому неведомо»⁷⁷.
В начале 1916 года либеральный обозреватель В. Кузьмин-Караваев вычертил своеобразную амплитуду общественных настроений. Начало войны, по его мнению, привело… к воцарению внутреннего мира, символом которого стало рукопожатие Милюкова и Пуришкевича. В обстановке надежд и твёрдой веры в победу был встречен 1915 год, но с весны подъём пошёл на убыль. «Каждый новый день и каждый новый шаг во внутренней политике показывали, что власть понимает лозунг „всё для войны“ исключительно в  смысле моральной обязанности общества беспрекословно исполнять её желания и требования», – считал автор.

Образование военно-промышленных комитетов и деятельность Земгора привели к новому подъёму воодушевления. А появление Прогрессивного блока вызвало всеобщий вздох облегчения. Но Дума была распущена. «А потом, – продолжал В. Кузьмин-Караваев, – как по мановению, зашевелились „истинно-русские“ союзники, со дня объявления войны спрятавшиеся было по своим мрачным углам… Сейчас от внутреннего мира остались только следы. В средних политических слоях разрушить его до конца пока ещё не удалось»⁷⁸.

Владимир Пуришкевич. 1910 год

Борис Штюрмер. 1916 год

Правящие верхи нервничали. Предстояло принять бюджет, а для этого требовалось решение Думы. Б.В. Штюрмер пытался наладить контакты с депутатским корпусом. 13 мая 1916 года члены Думы и Государственного совета были приглашены на приём, который смутил их неуместной роскошью. В.М. Пуришкевич не скрывал возмущения: «Что это? Реклама российского продовольственного благополучия? Зачем же тогда копья ломать из страха грядущего голода!». Председатель Госсовета А.Н. Куломзин также недоумевал. «Должен вам сознаться, – говорил он министру земледелия А.Н. Наумову, – что всё это пиршество мне поперёк горла встаёт – не ко времени оно и не по карману… Не могу понять, для чего вся эта шумиха».
С открытием 1 ноября 1916 года очередной думской сессии обстановка стала накаляться. Поскольку власть отказала в публикации речей депутатов, появились поддельные тексты их выступлений. А когда в печати появились настоящие тексты, обыватели были даже разочарованы…

«Металлический мир»: ненаучная фантастика

Некоторые надежды на самоисцеление власти всё же сохранялись.
Так, появился слух, что Николай II решил избавиться от влияния Александры Фёдоровны, «изменившей» ему с Распутиным. Говорили также, что император откажется от верховного командования и передаст его то ли А.А. Брусилову, то ли М.В. Алексееву⁸⁰. В некоторых салонах поговаривали, что Б.В. Штюрмер готовит государственный переворот, добиваясь единоличного правления императрицы-немки для заключения сепаратного мира с Германией⁸¹. Великая княгиня Мария Павловна косвенно подтверждала справедливость подобных
предположений. «Посмотрите, как велико уже теперь могущество императрицы, – уверяла она. – Скоро она будет править Россией»⁸². Тем временем в московских салонах, магазинах, кафе открыто рассуждали о возможности повторения Николаем II участи Павла I. Его супругу, «сумасшедшую императрицу-немку» предполагалось «запереть на замок»⁸³. По мнению А.И. Спиридовича, тему Павла I впервые инспирировали сторонники великого князя Николая Николаевича, потерявшие после его отправки на Кавказ последнюю надежду на «спасительный» государственный переворот⁸⁴.
Тем временем в среде крестьян распространились предсказания о наступающих «последних временах». В одной оренбургской станице вспоминали пророчества странника Ивана Митрича: «Как настанут последние времена, всё изменится, по-иному будет: полетят железные птицы под самые облака и будут клевать православных железными носами и плевать на землю сверху ядрами... Не будет от этих железных птиц спасенья ни старому, ни малому». Похоже, что аэропланные фантазии сыграли свою роль. Сообщали, что «железные птицы» оборачиваются людьми, днём прячутся в лесах, а ночью вылетают на охоту⁸⁵…

В крестьянской среде возникали представления о наступлении «металлического мира» — эпохи механических чудовищ, созданных Антихристом…

«…Настанет такое время, весь свет опутают железом, и будут летать огненные скорпионы, – писали из Пензенской губернии. – Вот и сбылось, дожили мы до этой жизни…». К этому добавлялись «аэропланные» страхи: «Здесь такие штуки летают, только что летит, и то за десять вёрст слышно, а если и сядет, да крякнет, то мать сырая земля простонет, затрясётся от этих ужасных взрывов»⁸⁶.

Кайзер при гибели «Лузитании».
Рисунок художника С. Животовского.
«Огонёк» №19 / 1915 год

В мае 1915 года общество было взбудоражено известием о потоплении немецкой подводной лодкой парохода «Лузитания», следовавшего из Нью-Йорка в Ливерпуль, и гибели более тысячи человек. Художник С.В. Животовский отреагировал на это рисунком для обложки «Огонька»: нос подводной лодки венчала голова Вильгельма II, который своими глазами-прожекторами освещал тонущих пассажиров. Вслед за тем в журналах появлялись рисунки воздушных судов будущего, которые по ночам ярким лучом сжигают целые города. Другие фантазировали, заставляя самолёты для скрытности нырять и плавать под водой⁸⁷. Художников будоражила тема сражений различных видов техники. Появлялись рисунки преследования аэропланом автомобиля, схватки самолёта с подводной лодкой. Подобные сцены воспроизводились и на почтовых открытках.
На земле опасность исходила от блиндированных автомобилей. В 1916 году газеты и журналы сообщили об изобретении «лоханок» – танков, называемых также «путешествующими крепостями». В связи с этим вспоминались фантастические произведения Ж. Верна и Г. Уэллса.

В журнале «Вокруг света» особенно часто приводились ссылки на французского писателя: он предсказал мировую войну, развязанную литературным Вильгельмом II. В январе 1917 года в журнале «ХХ век» появилась иллюстрированная «эволюция подвижной крепости», на которой изображались реальные и вымышленные колёсные приспособления для защиты наступающих войск. Обращал на себя внимание один из центральных рисунков: голова дьявола на колёсах⁸⁸. Итак, слухи складывались в особый событийный нарратив: от оптимистической уверенности в скорой победе до предчувствия надвигающейся революции. В известной степени настроения опережали события. В сознании общественности революция свершилась задолго до официального отречения монарха. Это было естественно для среды, привыкшей поддерживать свой оптимизм верой в существующую власть.